17 февраля 2025 года — 100 лет со дня рождения Вячеслава Владимировича Иляхинского (17.02.1925, Таганрог, СССР — 30.03.2002, Си-Клифф, Нью-Йорк, США), художника-авангардиста, графика, реставратора.
Будущий художник родился в уютном и тихом городе Таганроге, за красоту и своеобразие его еще называют Азовская Пальмира. В его старинных «переулках пахло морем», почти как в Пальмире Северной, а многочисленные парки и скверы бывшей греческой, а затем генуэзской колонии имели свою особенную атмосферу и колорит. Они еще помнили и поступь Великого Петра, и мистическую смерть Благословенного Александра I, и ироничный блеск чеховского пенсне. Многослойная декорация портового города, его набережные, жаркие, чуть припыленные пейзажи, но при этом тягостный быт и непростые отношения в семье наделили тогда еще совсем юного Славу Иляхинского особой оптикой восприятия окружающего мира. Пройдет много лет, даже десятилетий, и уже в глубокой человеческой и творческой зрелости Вячеслав Иляхинский постарается припомнить солнечные блики таганрогского детства в своих акварельных пейзажах рыбацких городков Монтенегро и Северной Италии. А самшитовую зелень малой родины передаст в пейзажных же зарисовках канадских лесов и полей. Но это будет уже в другой его жизни.
Перцепция палитры красивого южного города несомненно послужила шагом к творческому развитию юного дарования, ведь еще в раннем детстве Иляхинский проявил любовь к рисованию. Не случайно современные психологи указывают на особенное, обостренное зрительное восприятие среды у людей со способностью к рисованию и творчеству. Начальное художественное образование незадолго до начала войны он получил в другом южном городе — в Ростове-на-Дону.
Затем путь художника пролегал через оккупацию, депортацию и лагеря для «перемещенных лиц» (displaced persons, ди-пи) в Силезии, куда попала вся его семья. Это была такая характерная биография подавляющего большинства фондообразователей Дома русского зарубежья из так называемой второй волны эмиграции.
Мы уже не узнаем, как сложилась бы его жизнь, останься он в России, стал бы он живописцем, вошел бы в плеяду так называемого «второго русского авангарда»? Знаем лишь, что свое дальнейшее художественное образование Иляхинский сумел получить уже в Штутгарте в Академии искусств, а потом в США, в Университете Лонг-Айленда и в Нью-Йоркской лиге студентов-художников. Рисование, творчество всегда было его естеством, в чем неоднократно признавался и сам Иляхинский, и его друзья и родные.
Примечательно, что свои первые шаги на поприще живописи он начинал в замечательной компании русских художников-эмигрантов в Нью-Йорке — С.Л.Голлербаха, В.В.Одинокова, Ю.В.Бобрицкого, В.М.Добужинского и др. В отличие от русских художников первой волны эмиграции, ставших уже общепризнанными мэтрами нового европейского и американского искусства, им было намного труднее завоевать авторитет в иностранных сообществах живописцев и акварелистов. Практически всем им в начале своей трудовой деятельности пришлось заниматься шелкографией в специальных мастерских, то есть печатью рисунков на текстиле — галстуках, рубашках и пр., затем многие его коллеги перешли к созданию театральных декораций или занялись коммерческой графикой.
Наверное, пройти в юности сквозь войну и Архипелаг не ГУЛАГ, но ди-пи, существовать в нескольких исторических эпохах, оказаться в другом государстве, в чужой языковой среде и культуре, на другом континенте — это как прожить несколько изломанных жизней, «до» и «после». Но это же позволило приобрести некий опыт выживания, аккумулировать запас значительной творческой энергии.
В силу каких-то особых личностных качеств, а возможно и в результате юношеской психологической травматизации, Иляхинский избрал для себя трудную, очень ответственную и не всегда благодарную профессию художника-реставратора картин. Реставрация как процесс требовала некой внутренней одинокости и отрешенности, самоуглубления, полного погружения в цвет и фактуру материала. Но именно эта работа принесла Вячеславу Иляхинскому и заслуженный успех, и широкую известность в Америке. Он сумел открыть в центре Нью-Йорка собственную реставрационную мастерскую. Крупнейшие американские музеи, галереи и частные коллекционеры доверяли Иляхинскому консервацию и реставрацию картин известных европейских и американских мастеров XVII–XIX веков, и делал он эту работу с максимальным и тщательным сохранением авторской живописи. К сожалению, видимо именно реставрационная работа, подразумевающая использование достаточно вредных химических соединений и материалов, позже спровоцировала у Иляхинского развитие онкологических заболеваний.
Между тем, приобретенная финансовая стабильность и независимость предоставили возможность Иляхинскому наконец сосредоточиться на том, к чему он стремился давно, практически с детства, то есть на искусстве и собственном творчестве.
«Поиски жанра» и собственная эволюция у любой творческой личности проходят индивидуально, всегда имеют под собой основание в виде curriculum vitae, начитанности и «насмотренности», влияния учителей и среды.
Нам доподлинно неизвестно, успел ли юный Слава Иляхинский в своем детстве застать и увидеть эмоционально яркий великий русский авангард, который шагнул революционными во всех смыслах плакатами и лозунгами на улицы и площади почти всех городов России 20-х — начала 30-х годов ХХ века. А может он сразу окунулся в свои ранние ученические годы в мир соцреализма. Одно можем сказать с уверенностью — он с юношества был знаком с конструктивизмом как одним из ярких проявлений авангарда, так как в конце 1920-х годов Таганрог стал менять свой облик, переходить на новую эстетику в градостроительстве.
По воспоминаниям самого художника, и эти сведения встречаются в столь немногочисленной литературе о его творчестве, его первым послевоенным учителем, открывшим Иляхинскому многогранный мир современной живописи, стал профессор штутгартской Академии искусств, немецкий художник и теоретик абстрактного искусства Вилли Баумайстер, автор книги «Незнакомое в искусстве», которая была посвящена теоретическому осмыслению современного абстракционизма в Европе.
Будучи уже в Америке, в Нью-Йорке, Иляхинский смог окунуться в этот совершенно новый арт-мир. Главный тон там задавали, конечно же, так любимые многими импрессионисты, а затем авангард и экспрессионизм. В непосредственной близости друг от друга, в пределах музейной мили ему были доступны и Метрополитен-музей, и Музей Гуггенхайма, который изначально назывался Музеем беспредметной живописи. А так называемая Нью-йоркская школа 1950-х годов — это отдельное направление и целая плеяда замечательных художников абстрактного экспрессионизма, ставших в наши дни уже классиками этого движения в искусстве. Весь этот яркий калейдоскоп имен и работ, несомненно, глубоко повлиял на художественное видение Иляхинского.
Впереди была счастливая семейная жизнь, частые путешествия по миру, милый маленький домик в чудном городке Си-Клифф, праздники в храме Казанской Божьей Матери, прихожанами которого были Иляхинские, благотворительность, отход от реставрационной работы и сосредоточение исключительно на собственном творчестве в своей любимой мастерской, многочисленные успешные групповые и персональные выставки, восторженные статьи в прессе… Впереди была страшная болезнь, самозабвенные уход и любовь жены, впереди была смерть, но не забвение! Его фигуративное и абстрактное искусство сегодня хранится в различных музеях и галереях Америки и только два отечественных музея смогли, благодаря дарам вдовы художника Е.Б.Иляхинской, пополнить свои фонды работами замечательного мастера. Художник вернулся на родину своими картинами и своими выставками — в родной Таганрог и его крупнейший художественный музей, вернулся он и в Дом русского зарубежья вместе с именами и картинами превосходного сообщества своих друзей — американских художников российского происхождения.
***
Рассматривая жизнь Вячеслава Иляхинского именно как художника, хотелось бы осветить разные грани его творчества, оценить развитие и изменение его живописных техник.
Отметим, что в музейном собрании ДРЗ в настоящее время находятся 47 живописных и графических работ Иляхинского. Все они выполнены художником в разных техниках и жанрах.
Как художник-реставратор Иляхинский изначально работал в рамках фигуративного искусства с его реалистическими, яркими и такими понятными сюжетами и красками. Собственное свое раннее творчество он строил именно по канонам классической живописи. Сохранились живописные ученически-угловатые портреты отца и сестры, выполненные Иляхинским в 1950-е годы. А также несколько графических изображений натурщиков уже 1980-х годов. Сразу оговоримся, что жанр портретной живописи не был сильной стороной Иляхинского, но уже в самых первых работах он стал использовать смелые мазки и чистые оттенки.
В уже упомянутых выше картинах пейзажного жанра ему был свойственен свой особый язык цвета, линий, светотени, передающий его мысли и все оттенки настроения. Пейзажи были выполнены частично карандашом, но в основном акварелью и пастелью, а это очень непростой инструмент художника.
Кажется, что Иляхинский в своем творчестве явно пренебрегал натюрмортами, тем любопытнее видеть его единственный в нашей музейной коллекции натюрморт с вазами и цветами, выполненный в технике намеренно упрощенного декупажа. Даже в этой работе уже заметна игра автора с цветом и формой, когда он пытается добиться эффекта нарисованного, а не приклеенного изображения. И это уже почти приближение к искусству абстрактному.
Любой художник в своей творческой биографии проходит различные стадии профессионального роста, происходит вполне закономерный поиск им своего места, жанра, своей фактуры, техники рисования, своей палитры цвета. Эти эволюционные процессы собственного творчества отражают идеи, мысли, видение самого мастера и помогают найти язык общения, наладить диалог со своим зрителем. Трансформация живописных приемов, которые художник использует в своих картинах, — это всегда визуальный нарратив всей истории его жизни.
Пожалуй, самым интересным с точки зрения искусствоведческого анализа стал переход Иляхинского от фигуративизма в беспредметное искусство. Его абстрактным работам присуща глубокая иммерсивность и эмоциональность. И если в начале биографии зачатки нового искусства только проглядывали в его творчестве, то с 1980–1990-х годов художник сосредоточился именно на этом направлении. А к 1990-м годам он уже выработал свой индивидуальный стиль, стал применять холистический подход в рисовании и живописи.
Очень часто, практически всегда, Иляхинский не подписывал свои живописные и графические картины. При атрибуции и описании их часто использовалось лишь словосочетание — «абстрактная композиция». Но какие это разные по своему характеру, фактуре и цвету работы!
Масляная живопись его — это многослойные аллюзии цвета и дискретных мазков мастихином и кистью. Иляхинский часто использовал технику многосложной импасто для жирности и фактурности картины. Плотный, порой тяжелый рельеф картин придает им особую выразительность, динамику и глубину. Его работы «Мексиканская тема» и несколько картин без названия были решены в ярких и мощных цветовых сочетаниях красного-зеленого-черного-красного. Подбор красок напоминает по колориту одновременно и знаменитые текинские ковры, и этнический мексиканский текстиль. Картины как бы «вылеплены» мазками, линиями, пятнами. Иляхинский мастерски сочетает противоположные цвета, накладывает их друг на друга, скульптурирует.
Классический прием реди-мейд художник использует в своей работе «Композиция с крючком», где чудесным образом алюминиевый крючок от банальной вешалки органично помещается в пространство холста на фоне бликов желтого, белого и красного и терракотового цветов.
Ахроматическое сочетание черного, серого и белого цветов в картине «Композиция в черном и белом» вызывает необыкновенно сильный эмоциональный резонанс. Сразу хочется назвать ее «Декабрь», так как от нее просто веет какой-то зимней безысходностью и извечной русской хтоничностью.
В абстрактных монотипиях Иляхинского много всевозможных оттенков благородного терракота, а в акварелях часто фигурирует цвет тамариска и багульника. Изящное и тонкое сочетание цветов у него всегда помножено на чередование мазков, символов, линий и фигур. Это отчетливо просматривается в его работах «Абстрактная композиция со спиралями» и «Портрет джентльмена ночью». Он создает какую-то магию взаимодействия с изображением, когда абстрактная плоскость приобретает динамику, глубину, некую повествовательность. Вообще работа с цветом практически в каждой картине Иляхинского — это не просто визуальный эффект, а мощный инструмент, воздействующий на психику и даже нейромедиаторы — дофамин и серотонин, связанные с эмоциями радости, восторга и восхищения.
Американские искусствоведы практически поголовно отмечали в своих публикациях большое влияние Кандинского на творчество Иляхинского. Не станем спорить с ними и мы, так как это очевидно и наглядно. Отметим лишь, что картины Иляхинского — не слепое и бездумное подражание, не заимствование и уж точно не вторичность по отношению к работам Кандинского. Это скорее творческое переосмысление и оммаж великому художнику как знак преклонения перед его мирами. Ведь именно Кандинский создал теорию абстрактного искусства, именно он увидел, описал и даже продекларировал духовное в беспредметном. Абстрактное искусство — это искусство революций: социальной, политической, научно-технической, эстетической, личностной, трансцендентной. Благодаря работам Кандинского, теоретическим и практическим, фронтир искусства отодвигался все дальше и дальше, чтоб прийти к бесконечности, а намеченный им путь стал главным для многих художников и в ХХ веке, и в веке уже нынешнем.
Вообще XXI век стал эпохой визуальности и даже визуальной перенасыщенности, подчеркнем сразу, что настоящее искусство и Кандинского, и Иляхинского не потерялось на этом ярком фоне. Kandinsky Gallery благополучно принимает взыскательных зрителей в Музее Гуггенхайма, многие мировые и отечественные пинакотеки выставляют его работы. В 2023 году Сбербанк России создал забавную нейросеть для генерации художественных изображений под названием «Kandinsky». Имя Иляхинского, конечно, менее известно широкой публике. А вот собственный художественный язык Иляхинского невероятно многогранен, а живопись и графика многомерны. Обозначим только, что творческое наследие двух наших соотечественников, волею жестоких исторических реалий оказавшихся в эмиграции, актуально и востребовано сегодня. И если имя Кандинского не нуждается в рекламе, то имя и творчество Иляхинского требует популяризации и вдумчивого анализа.
Инна Розанова
Людмила Оболенская-Флам
Облик художника
К столетию со дня рождения В.В.Иляхинского
«Мне нравится рисовать» — так Екатерина Борисовна Иляхинская озаглавила воспоминания о своем муже, художнике Вячеславе Владимировиче Иляхинском.
С Екатериной Борисовной — для меня Катей Тевяшовой, девочкой из Белграда — я подружилась еще в середине прошлого столетия, когда мы вместе учились в русской гимназии, открывшейся в послевоенном Мюнхене. А в декабре 1948 года судьба одновременно занесла нас в Марокко, куда мой отец и ее отчим приехали по работе. Жили мы сперва в соседних квартирах при фабрике, где работали родители, виделись ежедневно и влились в компанию тамошней русской молодежи. Мы обе принимали участие в создании марокканской скаутской дружины Организации российских юных разведчиков и проводили ее летние лагеря среди пробковых дубов североафриканского леса.
Потом нас разметало, я вернулась в Европу, а Катя уехала жить и учиться в Канаду. Проходит еще несколько лет, и мы снова оказываемся в одной стране, даже вблизи друг от друга — на Лонг-Айленде, в штате Нью-Йорк. За это время Катя успела окончить в Монреале университет и стать архитектором. В Канаде она вышла замуж, но этот брак оказался недолгим. В США Катя переехала вместе с матерью и маленьким сыном Андреем. Здесь она быстро пошла в гору, занимая все более ответственные руководящие должности на строительных проектах — школы, городской транспорт, ядерная электростанция, университетские здания. С 1980 года она стала старшим сотрудником инженерно-архитектурной фирмы, офис которой помещался на 91-м этаже Всемирного торгового центра в Манхеттене (к этому мы еще вернемся).
В 1970 году Катя вышла замуж за художника Вячеслава Иляхинского, которого все мы звали Славой. Катя и Слава были очень дружной парой, он ласково назвал жену своим «святым барашком», а для Андрея, которого Слава усыновил, стал настоящим отцом.
Нынешний очерк, приуроченный к столетию со дня рождения Славы Иляхинского, основан на воспоминаниях Кати, написанных ею по-английски спустя десять лет после кончины мужа.
Начинает она свое повествование следующим образом: «На вопрос: “Чем Вы занимаетесь?”, Слава обычно отвечал: “Мне нравится рисовать”. А если его спрашивали, что он помнит о своем детстве, то говорил: “Я любил рисовать”. Эти простые слова могли бы послужить эпитафией художнику недюжинного дарования, посвятившему большую часть своих 75 лет жизни созданию произведений искусства. К глубокой скорби близких, Слава скончался 30 марта 2002 года, после долгой и мучительной борьбы сразу с несколькими видами рака. Редкий человек способен проявить такую стойкость в борьбе с побеждающим его недугом, не теряя достоинства и даже — с чувством юмора. Для знавших его этот одаренный, но скромный человек своим одухотворенным искусством приближал нас к Богу; его взор, устремленный на красоту, его глубокое восприятие природы и тихое смирение — все это с его уходом оставило для близких невосполнимую пустоту».
***
Слава — Вячеслав Владимирович Иляхинский — родился 17 февраля 1925 года в Таганроге, на Азовском море, родном городе Чехова. Когда-то почти каждый в этом городе знал фамилию Иляхинских, ведь она принадлежала отцу Славы, Владимиру Михайловичу, известному врачу-гинекологу.
Детские годы Славы пришлись на трудные времена: постоянный страх возможного ареста накладывался и соседствовал с бытовыми проблемами — нехватка продовольствия, топлива, тесное жилье. До революции бабушке Славы принадлежал большой дом, потом он был конфискован и превращен в коммунальный, где в каждой комнате ютилось по целой семье. Слава, его родители и сестра Ирина, родившаяся в 1927 году, жили в одной оставленной за ними комнате, а бабушка — в бывшей прихожей дома. Для обогрева комнаты не хватало угля. За ним, как и за хлебом или мороженым картофелем, члены семьи, сменяя друг друга, часами простаивали в очереди. Суровое таганрогское детство Славы поселило в нем, по выражению Кати, «смиренное приятие того, что есть, привычку довольствоваться лишь самым необходимым». Характер у него был терпеливый, стяжательство материальных благ его не интересовало.
Мать Славы, Анна Сергеевна Иляхинская (1897–1980), была сиротой, она воспитывалась у сестры своей матери. Отец Славы, Владимир Михайлович Иляхинский (1887–1979), как и мать, тоже рано остался сиротой. Став врачом, он редко бывал дома. Слава возмущался этим фактом и часто называл его «заочным отцом». Трещина в их отношениях с годами только увеличивалась, они не стали близкими друг другу людьми, что Славу сильно огорчало. Мать Славы о нем искренне заботилась, но, как он сам говорил, «не проявляла интереса к тому, что я думал или о чем мечтал».
Отдушиной для Славы с детства стали книги и природа. Конечно, как у любого ребенка или юноши, у него был свой круг друзей, но по сути он всегда оставался одиночкой, молчуном, но и мечтателем. Катя считала, что Слава рано научился внутреннему молчанию из-за нависшего над страной всеобщего страха перед арестом. Даже в Америке его родители так и не смогли избавиться от чувства настороженности и продолжали избегать разговоров на политические темы.
Живя в центре Таганрога, Слава ходил в школу № 15. Когда мальчику было лет семь-восемь, родителей вызвали в школу. Было высказано, что ребенок, дескать, проявлял «излишнюю склонность к индивидуализму, надо за ним понаблюдать». Таким Слава и остался на всю жизнь. Никогда не следуя за толпой, он сохранил свой особый склад характера, был верен выношенным им самим идеям.
А еще в Таганроге совсем рядом было море, множество живописных парков, уютных зеленых улочек, это подвигло Славу рано начать рисовать. Его видение красоты сложилось посредством ощущения русского пейзажа, воды, пространств и равнин без конца и края. В школе он вообще преуспел по рисованию, литературе, языкам и истории. Зато точные науки, тогда и много позже, оставались для него почти непостижимы. Вполне логично, что Слава в подростковом возрасте стал посещать классы живописи и даже записался в несколько художественных клубов. В июне 1939 года, в возрасте 14 лет, Слава выслал свои работы на областную выставку «Юный художник» и стал ее дипломантом. Затем он принял участие в «Конкурсе рисунков о героической Красной армии», где ему была присуждена третья премия, о чем его семью известило письмо из газеты «Пионерская правда» от 24 апреля 1940 года. Затем Слава поступил в среднюю художественную школу в Ростове-на-Дону, в городе, расположенном в 50 километрах от Таганрога.
Семья Иляхинских попала в оккупацию в первый же год войны, затем они были вывезены на работы в Германию. Иляхинских доставили в городок в Верхней Силезии и поселили при больнице. Слава продолжал делать зарисовки и писать картины. Теперь его внимание привлекал немецкий пейзаж. При наступлении Советской армии больничный персонал был эвакуирован в город Линдау на Боденском озере, недалеко от швейцарской границы. Некоторое время Иляхинские находились в лагере ди-пи в Верхней Силезии. По окончании войны Слава поступил в Академию художеств города Штутгарт в американской зоне оккупации. Он занимался у известного художника Вилли Баумайстера. Именно Баумайстеру Иляхинский обязан был своим знакомством с современным западным искусством.
В 1947 году семья Иляхинских эмигрировала в США и поселилась в Нью-Йорке. Начало новой жизни в чужой стране было сложным и ухабистым — без языка, без связей. Чтобы поддержать стареющих родителей, Слава и его сестра Ирина брались за любой подвернувшийся им заработок. Какое-то время Слава работал дизайнером на текстильной фабрике. Он расписывал ткани для платьев, шарфов, галстуков и т.п., создавал модели и рисунки для шаблонов. Одно время работал он и театральным декоратором, покуда не нашел себе занятие, более соответствовавшее его дарованию, — он стал реставратором картин.
В Америке Слава продолжил обучение живописи в Нью-Йоркской лиге студентов-художников (Art Students League of New York), он также занимался с частными преподавателями и принимал участие в творческих семинарах. Со временем Иляхинский сделался членом нескольких художественных объединений и клубов.
В 1960 году Слава впервые женился, но этот его брак продлился всего полгода. «Вы не представляете себе, как трудно жить с кем-то, кто думает, что ты всегда неправ!», — было его объяснение неудачи первого брака.
Вскоре после его женитьбы в 1970 году на Екатерине Тевяшевой, Иляхинский открыл собственную художественную мастерскую в центре Нью-Йорка, на 46-й улице, недалеко от Штаб-квартиры ООН, где к тому времени работала его сестра. Этот второй брак, продлившийся до самой его кончины, оказался на редкость счастливым. Слава и Катя идеально подходили друг к другу по своим интересам и мировоззрению. К тому же они любили путешествовать: ездили по Канаде, бывали на американском «Диком Западе» — в штатах Колорадо, Юта, Вайоминг, а на востоке — в штатах Мэн, Вермонт, Нью-Йорк... Летали Иляхинские неоднократно и в Европу — Югославию, Италию, Германию, Францию, Россию. Венеция и Дубровник сделались любимыми местами Славы. И где бы они ни находились, у него всегда при себе был альбом, в котором он делал зарисовки, эскизы, наброски для будущих картин.
Следует отметить, что Иляхинский сумел создать себе в Америке репутацию прекрасного художника-реставратора и стал признанным специалистом по живописи XVIII–ХIX веков. Он получал ответственные заказы от частных клиентов, различных художественных галерей и музеев. К празднованию двухсотлетия Соединенных Штатов в 1976 году, Иляхинский реставрировал одно из культовых произведений американской живописи — принадлежащую Метрополитен-музею гигантскую картину американского художника немецкого происхождения Эмануэля Готлиба Лойце «Вашингтон переправляется через Делавэр» (1851). С нее позже была выпущена юбилейная почтовая марка. Среди других известных произведений живописи, которые восстановил Иляхинский в 1970–1990-х годах, была и картина Рембрандта, реставрация которой потребовала применения сложного и кропотливого процесса перевода на новое полотно верхнего слоя картины, что свидетельствовало о редком мастерстве и безграничном терпении художника. К сожалению, видимо именно работа реставратором спровоцировала у Славы развитие тяжелой онкологической болезни.
Одновременно с реставрационной деятельностью Слава продолжил и свой самостоятельный путь художника, и свои творческие поиски, испробовав масло, акварель, акриловые краски, уголь, монотип, коллаж, графику...
Освоив предметное искусство, Слава стал все больше увлекаться абстрактной живописью. Его всегда восхищали Пикассо, Кандинский и Шагал. Абстрагирование, по свидетельству Кати, привлекало Иляхинского еще в молодости. Теперь же он изучал и анализировал окружающую его реальность, деконструировал ее и преобразовывал при помощи основных форм и цвета. «Его ощущения, — писала она, — проходили через психическую трансформацию и воплощались в эстетической гармонии, целостности и духовности».
Домашняя художественная мастерская Славы находилась на втором этаже их скромного дома в городке Си-Клифф на Лонг-Айленде.
Свои работы он подписывал Sam Ilachinski.
Вначале Слава редко бывал удовлетворен своими работами. Со временем он сделался более терпимым, но все-таки нередко безжалостно закрашивал картины, которые ему не нравились. Как правило, именно суждение жены Кати о картине являлось основным аргументом, что работа эта достойна и не требует переделывания.
Иляхинский с юности был далек от точных наук и уж тем более современных технологий. Но однажды он в буквальном смысле оказался заворожен выставкой «Фотография как искусство», представленной астрономами Австралийской обсерватории. Как писала Катя, «их фотографии Вселенной напоминали интуитивное видение Славы того, как должна выглядеть пустота космического пространства — отнюдь не черной, а полной ярких форм и красок. Слава был глубоко интуитивным художником, он скорее осязал, нежели понимал умом окружающий его мир, изображая осязаемое с присущим ему дарованием». Удивительным образом все это трансформировалось в их сыне Андрее. Он с одной стороны получил докторскую степень по физике, а с другой — стал мастером художественной фотографии. Андрей убежден, что своим успехом и своим пониманием искусства он обязан отцу, чье творчество «отворяет двери в глубокие сферы истины и смысла».
В 1985 году, когда Иляхинский окончательно перешел к беспредметному искусству, он закрыл свою художественную мастерскую в Нью-Йорке и вышел на пенсию. Теперь Слава работал в своем доме по шестнадцать, а то и больше часов в сутки исключительно над собственными картинами. Даже заболев раком кишечника и простаты, перенеся несколько операций, мучительные сеансы химиотерапии и страдая от болей, он смог написать за последние пятнадцать лет жизни большое количество прекрасных картин. Именно в этот период его работы были представлены на многих персональных и групповых выставках, а также демонстрировались в галереях и музеях. Иляхинскому был присужден ряд наград и почетных дипломов, он получил заслуженное признание как среди художников и искусствоведов, так и просто ценителей искусства и знатоков абстрактной живописи.
В 1992 году Слава Иляхинский принял участие в конкурсной выставке Художественного музея города Айлип (штат Нью-Йорк), проходившей под названием «Пейзаж увиденный; пейзаж трансформированный». Обозревая эту выставку, критик Хелен Харрисон писала в газете «Нью-Йорк Таймс»: «Небольшая картина Сэма Иляхинского “Чернобыльский пейзаж”... содержит и ноту иронии: Иляхинский использует метод абстракции не для того, чтобы передать динамику и живительную силу природы, а показывает разрушительный взрыв энергии, вызванный высокомерным злоупотреблением ее».
Последняя прижизненная персональная выставка Иляхинского проходила в Центральной галерее художественного искусства Университета Адельфи (Гарден-Сити, штат Нью-Йорк) с 25 июня по 10 августа 2000 года под названием «Избранные произведения: Серия Взаимодействий и Русская серия». Отклик на выставку появился в газете «Нью-Йорк таймс» от 16 июля 2000 года. Автор рецензии писала: «Иляхинский пользуется искусством для выражения духовной связи со своей родиной. Здесь прослеживаются эстетические линии, восходящие непосредственно к Василию Кандинскому, одному из самых уважаемых и влиятельных русских модернистов. Мало кто сегодня продолжает эту традицию с таким благоговением, и столь успешно. Пусть работы эти написаны под влиянием Кандинского, но их никак нельзя назвать рабским подражанием». И далее, останавливаясь на серии работ Иляхинского, написанных под впечатлением поездки в Россию, критик отмечает влияние постимпрессионистских ранних произведений Кандинского: «Здесь его акварели сочетают спонтанность наблюдения с абстрактной лексикой Кандинского периода 1908–1910 гг.» Далее критик напоминает о теории независимости форм и красок от изображаемого объекта, изложенной Кандинским в его рассуждениях «О духовном в искусстве», что явилось, по словам критика, «одним из великих вкладов Кандинского и, видимо, служило источником вдохновения для Иляхинского».
Весной 2001 года Слава написал две большие картины акриловыми красками. Он назвал их «Предчувствие-1» и «Предчувствие-2», как бы предвидя крушение небоскребов Всемирного торгового центра 11 сентября 2001 года, где в одной из башен, в инженерно-архитектурной фирме, работала тогда Катя (она продолжала трудиться, будучи уже в преклонном возрасте, чтобы обеспечить всем необходимым больного онкологией мужа).
Кабинет ее находился на 91-м этаже южной башни ВТЦ. Вот как описывала этот день сама Катя Иляхинская: «Окна моего кабинета выходили на северную башню. Я увидела огромную волну огня и почувствовала, как меня обдал жар, как из котельной. Я сказала, чтобы все скорее уходили… И вот пока я шла по лестнице, все здание сотряслось и закачалось. Это через 15 минут после первого взрыва врезался в нашу, южную, башню второй самолет. Врезался между 77-м и 93-м этажами, как раз туда, где находился наш офис… А я продолжала спускаться. Шла, как автомат. Лестница все время шаталась, и повсюду был дым. Еще в Югославии, когда началась война и входили немцы, бомба попала в восьмиэтажный дом, где я жила. Он частично рухнул, и я была под завалом. После этого, уже в Германии, когда были бомбежки, я старалась не быть в здании, а пряталась в окопах… Когда стали падать небоскребы, люди бросились бежать. Я в свои 70 лет, с диабетом и только одной почкой, не очень-то бегаю, но откуда-то берутся в таких ситуациях силы…» Городской транспорт был остановлен, и Кате пришлось пешком пройти почти пол Манхэттена, прежде чем она добралась до железнодорожного Пенсильванского вокзала. Дозвониться оттуда до Славы она не смогла, он обычно находился в это время за работой в своей мастерской, а потому вряд ли мог знать о теракте. Зато Кате удалось позвонить сыну, который в то время жил недалеко от Вашингтона. Он видел по телевизору, как падали небоскребы ВТЦ и был уверен, что мать погибла. Ведь у 70-летней женщины, находившейся на 91-м этаже, практически не было никаких шансов выжить. Андрей стал спешно складывать вещи, чтобы ехать к отцу. Он протянул руку к фотографии родителей, чтобы снять ее с книжной полки, но снимок упал на пол, а с ним и книга, название которой было — «Чудеса». И именно в этот момент Андрей услышал из кухни голос жены: «Звонит Катя!»
В последующие дни, недели, даже месяцы Катю преследовало чувство вины: как это было возможно, что она, пожилой человек, осталась в живых, когда почти три тысячи человек, в том числе молодых, погибли. Но если бы Катя в тот день не вернулась домой, то вряд ли бы Слава дожил до конца недели, ведь она обеспечивала ему полный уход. Она выжила сама и продлила, хоть и ненадолго, жизнь своему супругу. И Слава продолжал писать. Бывало, поднявшись на второй этаж, посетители находили Славу лежащим на полу в своей мастерской, но с кистью в руке и творящим новую картину. Как ни парадоксально, но его последняя работа, которую Иляхинский закончил за несколько дней до смерти, по определению Кати, «полна света, энергии, жизни и радости!»
В самом конце марта 2002 года Слава попытался встать с постели, но ноги отказались служить ему. Вбежав в комнату, Катя застала его плачущим. Слава прошептал: «Пожалуйста, отпусти меня». Сознание, что он больше не сможет войти в свою любимую мастерскую, лишило его желания жить. Вскоре подоспела скорая помощь. То были последние минуты, проведенные им в доме, наполненном любовью, радостью и искусством. Слава Иляхинский скончался в больнице 30 марта 2002 года. Его останки покоятся на кладбище в соседнем местечке Гринвейл, вблизи Лиги художников, членом которой он был в течение многих лет. А спустя несколько месяцев внезапно умерла его сестра Ирина. Ее могила находится там же.
***
Нужно сказать, что больше двадцати лет Слава и Катя Иляхинские работали волонтерами в организации «Дар жизни». По разработанной этой благотворительной организацией программе в США привозят детей из разных стран мира для проведения опытными хирургами сложных операций на сердце, таких операций, что невозможны или недоступны на их родине. Как правило, ребенок прибывает с матерью, а то и с обоими родителями. Волонтеры встречают их в аэропорту, доставляют в больницу, где предстоит операция, служат им переводчиками, обеспечивают проживание на время выздоровления. Слава и Катя занимались детьми, которых привозили из СССР, потом из России. Они подружились со многими русскими семьями, связь с ними продолжалась и после возвращения их домой. Эта дружба явилась импульсом к тому, что, когда Катя овдовела, она стала предпринимать шаги для передачи картин мужа в Россию. Тем более, что сам Слава за несколько лет до кончины выразил желание отправить некоторые работы в свой родной Таганрог.
Так, после довольно длительных перипетий и при помощи Администрации Президента РФ и Российского консульства в Нью-Йорке Таганрогский художественный музей в 2006 году пополнился 37 картинами Вячеслава Иляхинского. Тогда же там прошла и его большая персональная выставка под названием «Гармония контрастов». В тот же 2006 год Катя передала 8 работ своего мужа и в Дом русского зарубежья. Летом 2013 года музейное собрание ДРЗ пополнилось еще 39 картинами и рисунками Иляхинского. Весной 2015 года в Доме русского зарубежья была открыта персональная выставка, приуроченная к 90-летию художника, под названием «Абстрактная композиция Вячеслава Иляхинского». С октября 2021 года некоторые графические работы Иляхинского экспонируются в зале постоянной экспозиции Музея русского зарубежья «Кабинет графики».
Катя, Екатерина Борисовна Иляхинская, пережила мужа на 15 лет и скончалась 9 сентября 2017 года. Покоится она рядом с мужем. Совместное надгробие над их могилами было сделано по ее проекту.
В заключение можно привести еще несколько важных слов Кати о работах мужа: «Я помню много разговоров по поводу Славиных картин с людьми, которые говорили, что они не понимают беспредметное или абстрактное искусство. Его не надо понимать, считал Слава, — его нужно чувствовать и дополнять своими собственными ощущениями, только тогда картина будет закончена. По его мнению, картина всегда создается совместно и художником, и зрителем». Согласимся полностью с этими словами, будучи благодарными зрителями.