6 июля 2020 года — 120 лет со дня рождения Лидии Николаевны Делекторской (псевдоним: Lydia Delt; 06.07(23.06).1910, Томск, Россия – 16.03.1998, Париж, Франция), деятеля культуры, дарителя, переводчика; музы, друга и секретаря А.Матисса. Ее биографические данные крайне скупы. Да и сама дата рождения вряд ли точная, точен только год. Родилась Лидия Николаевна в семье уважаемого в городе врача Николая Ивановича и его супруги, Веры Павловны. Будущее малышки представлялось тогда вполне благополучным, однако две революции, Гражданская война, тиф, а затем холера, разразившиеся в Сибири в 1920-х годах сделали девочку сиротой. Забрала ее к себе тетя, сестра матери, и вывезла вместе со своими детьми в 1923 году из России в Манчжурию.
Они поселилась в Харбине, где Лидии удалось окончить лицей. Затем всей семьей перебрались во Францию, осели в Париже в надежде на возможность, наконец, хоть как-то обустроиться в нелегкой беженской жизни. Лидия хотела стать врачом, поступила на медицинский факультет Сорбонны, но денег на обучение не хватило. В девятнадцать лет она вышла замуж за русского эмигранта, однако брак оказался неудачным — уже через год они расстались. Без семьи, почти без денег, плохо говорящая по-французски, 22-летняя Лидия Делекторская волею судьбы оказалась в Ницце.
В мастерской Анри Матисса она появилась осенью 1932 года: пришла наниматься ассистентом к художнику по объявлению, которое прочитала на автобусной остановке. Он как раз работал над огромным панно «Танец» для Альберта Барнса, американского коллекционера. Ему было уже за шестьдесят, одному справляться в мастерской с крупным заказом было тяжело, нужна была помощь. К тому времени Матисс был знаменит, за его плечами — сорокалетний плодотворный и яркий путь в искусстве. Лидия об этом не знала. «До этого я над живописью вообще мало задумывалась, — говорила она впоследствии. — И даже тот факт, что Анри Матисс был художником с мировой известностью, долгие годы оставался для меня абстракцией: понаслышке я это знала, но я этим не прониклась, до меня это “не доходило”. Матисс это видел, но в вину мне этого не ставил и не старался меня поучать. Он лишь поддерживал мой интерес к его работе» (цит. по: Новикова И. Уроки русского: Матисс и Лидия // Правда.ру. 2003. 25 апр.).
Лидия перебивалась случайными заработками, и была рада любой возможности заработать. Все, что поручал ей мастер, выполнялось аккуратно, тщательно и молча — по-французски она в то время говорила плохо. Через полгода прекрасное панно было закончено, и ей пришлось искать новое место, к счастью, недолго, ее снова позвали в дом Матисса, теперь ухаживать за тяжело заболевшей женой художника. Сначала она приходила каждый день, потом согласилась на работу в семье «с жильем и питанием» и ежемесячной оплатой труда. В октябре 1933 года Лидия Делекторская переехала в дом Матисса и прожила в нем... почти 22 года до самой кончины великого мастера.
Поначалу Матисс не обращал никакого внимания на бледную с русыми волосами девушку, она была не в его вкусе — ему нравились южанки. А Лидия незаметной тенью скользила по дому, закупала продукты, вызывала врачей, подавала лекарства, накрывала на стол — словом, создавала семье домашний комфорт. Но однажды… с Лидией произошло еще одно чудо: она сидела в своей любимой позе, положив подбородок на скрещенные на спинке стула руки, когда художник вполголоса попросил ее: «Не шевелись!» и взялся за карандаш и бумагу. С тех пор она стала позировать Матиссу почти ежедневно. Совместная работа, — а Лидия во время сеансов сидела в 50 сантиметрах от Матисса, — невероятно сблизила 63-летнего художника и его 22-летнюю модель. И постепенно он уже буквально не мог без нее обходиться, скучал, если не рисовал ее. Только с 1935 до лета 1939 года он написал с нее около 90 картин и на этом не останавливался.
Мадам Лидия, как он ее называл, стала для художника не только натурщицей, а секретарем, помощницей, критиком. Только ей он доверял покупать бумагу, краски, камни для скульптур, вести переговоры с покупателями, готовить картины к работе, перевозить клетки с птицами и огромные банки из-под королевского табака, которые он всегда брал с собой, когда путешествовал. Матисс говорил Лидии, что она свет его очей, делился с нею своими воспоминаниями и замыслами. Жена видела, что это серьезно, и однажды поставила вопрос ребром: или я, или Лидия. Художник выбрал семью. Лидия не спорила, не боролась… Закрыв за собой дверь, она исчезла из жизни Матисса.
Но оказалось, что мастер не преувеличивал, называя Лидию светочем жизни. Он действительно не мог работать без нее — неделями не подходил к мольберту, рвал наброски, ходил мрачнее тучи. И жена сдалась. В марте 1939 года она написала художнику письмо о том, что уезжает по известным причинам, и он может продолжать работу в мире и тишине. Матисс послал за Лидией. И Лидия вернулась… С тех пор они — художник и его муза — практически не расставались. Даже тогда, когда полотна Матисса излучали свет и радость, когда, по словам Пикассо, у него в крови было солнце, он, как всякий творческий человек, нуждался в поддержке и одобрении. И находил их у Лидии.
В 1941 году Матисс перенес тяжелую операцию, и она днем и ночью ухаживала за ним. Всегда была рядом в его мучительные бессонные ночи, разговаривала с ним, гладила по руке и даже научилась снимать приступы астмы, «проговаривая с художником» мучавшие его проблемы. Он писал ей нежные записки, которые раскладывал по всему дому: «Кто вас не полюбит? Только тот, кто вас не знает», «Лидии, у которой нет крылышек, но которые она, безусловно, заслуживает». Она разрешила опубликовать их только после своей смерти. Всю жизнь они с Матиссом обращались друг к другу на «вы», окружающие называли их отношения «церемонными». Рисуя, художник вел с натурщицей бесконечный разговор.
В их доме бывали друзья художники — Пикассо, Шагал. Лидия училась разбираться в живописи, у нее развивался профессиональный вкус. Но самое главное — она понимала, что оказалась рядом с гением, и ощущала это как великое счастье. Матисс безжалостно уничтожал неудачные, по его мнению, наброски, и тогда Лидия придумала все их фотографировать. Благодаря этим снимкам, создание шедевров сегодня можно наблюдать в процессе, шаг за шагом. Бесценный материал о творчестве художника Лидия обобщила в двух своих книгах — «Кажущаяся легкость» и «Против ветров и течений. Творчество Матисса с 1939 по 1943 год», которые поражают маститых искусствоведов глубиной художественного анализа.
Приближалось 70-летие художника, он был полон творческих планов, но многим из них не суждено было сбыться. В сентябре 1939 года началась Вторая мировая война. Случилось так, что в эту суровую пору Лидия Делекторская оказалась чуть ли не единственным близким художнику человеком, который поддерживал его, помогал переносить тяготы военного лихолетья, вдохновлял на творческие успехи. Дети и жена Матисса были оторваны от него. Старший сын Пьер еще до войны переехал в США. Другой сын, ставший скульптором, жил под Парижем. Дочь Маргарита — участница движения Сопротивления, едва не угодила в концлагерь Равенсбрук. Мадам Матисс сидела в тюрьме города Труа за печатание на машинке некоторых подпольных газет. К счастью, освобождение Франции от фашистских захватчиков вызволило из заключения и жену Матисса, и его дочь.
В последние месяцы своей жизни Анри Матисс работал, передвигаясь по мастерской в кресле на колесиках. В последний вечер он занимался любимым делом — рисовал Лидию. Утром 3 ноября 1954 года его не стало. В тот же день она ушла из дома, забрав только личные вещи. Ей было 44 года. Почти столько ей предстояло прожить без него, «провести в одиночестве». Она продолжала жить Матиссом — проводила выставки его работ, создавала музей в его родном городе Ле-Като-Камбрези. И еще — часто ездила в Россию. Она не стала писать мемуары, а начала собирать и покупать рисунки, гравюры и книги Матисса. Так составилось собрание, которое она начала переправлять в Россию, разделив его между Эрмитажем и московским Музеем изобразительных искусств им. Пушкина. После кончины Матисса Лидия Николаевна обратилась к советским властям за разрешением вернуться на родину. Ей было отказано.
Лидия Николаевна сумела объединить любовь к Матиссу с любовью к России. Ведь своей помощнице и другу Матисс платил заработную плату, иной раз давал щедрые премии. Два раза в год — на Новый год и летом, на день ее рождения, — Матисс дарил Лидии рисунки, для которых она позировала. Художник знал, что его работы стоят целое состояние, и таким образом заботился о ее будущем. Иногда Лидия и сама покупала у него рисунки в счет своего жалованья, при этом непременно брала расписку. Однажды кто-то из друзей спросил у художника: «Что будет с мадам Лидией, когда вас не станет? Она пойдет в домработницы?» Вместо ответа он подарил ей два живописных полотна — ее портрет и натюрморт «Раковина на черном мраморе», шедевры ценой в миллионы долларов.
Но Лидия работы Матисса не продавала. Она дарила их России. Себе, по собственному выражению, оставляла крохи — «водицу, чтобы напиться». Первый подарок Родине она сделала ко дню Победы в 1945 году. Только закончилась война. Россия праздновала победу, но ценой скольких потерь и страданий! «Что же до меня, то я пережила войну довольно пассивно, под теплым крылышком Матисса. Конечно, меня тоже не миновали какие-то трудности, но все же куда меньшие. Я была апатридом, не имеющим французских корней и потерявшим их на родине, которую я по-прежнему очень люблю. Тогда меня обуял порыв братских чувств по отношению к России. К примеру, мне очень хотелось послать туда огромный букет цветов. Это, увы, невозможно, а жаль. И мне неожиданно пришла в голову мысль: купить у Матисса несколько лучших рисунков, пусть даже ценой самых неразумных долгов, и отослать этот драгоценный и, если так можно выразиться, неувядаемый (по сравнению с цветами) подарок московскому музею, где, без сомнения, знают Матисса. Я тайком порылась в его картонных коробках с рисунками в поисках чего-нибудь достойного музея и к тому же пришедшегося мне по вкусу и отобрала семь работ обычного для Матисса формата, которые могли бы достойно украсить стены музея. Затем я нацарапала Матиссу короткое письмо, в котором приблизительно обрисовала приглянувшиеся рисунки и попросила мне их продать, но при одном условии: он возьмет за них не “дружескую цену”, так как я не хочу его обременять, а цену, которую он запросил бы с торговца картинами. Прочитав мое робкое послание, Матисс не выказал никакого удивления, выразил свое согласие с самим принципом и попросил показать ему отобранные мною рисунки. Он одобрил мой выбор, но за ту же цену семи работ отдал мне еще один рисунок в качестве “подарка”. Таким образом, в завуалированном виде он понизил ту цену, на что я, учитывая категорический тон моего письма, ни под каким видом бы не согласилась. Я очень обрадовалась и немедленно отправила в Москву письмо с вопросом, согласятся ли они принять мой дар. Кто знает... ведь дар был от “грязной” эмигрантки... Я получила благосклонный ответ...» (цит. по: Новикова И. Уроки русского: Матисс и Лидия).
Таким было начало. И она стала — одну за другой — передавать работы Матисса Эрмитажу и Музею изобразительных искусств им. Пушкина. Это занимало ее — выбрать, отвезти, подарить… Добавляла, что испытывает облегчение, что творения мастера теперь в надежном месте, и ей больше не нужно бояться воров и пожаров. И все-таки ей было грустно — рвались последние нити, связывающие ее с прошлым, с Матиссом. Когда отдавала последнюю маленькую работу, плакала.
Всего она подарила музеям России около 300 рисунков, живописных работ, скульптур. Среди подарков, в частности, были уникальные книги аппликаций «Джаз» ценой в несколько миллионов долларов. Лидия строго-настрого запретила упоминать свое имя в качестве дарителя. Глядя на нее, никто бы не мог подумать, что перед ним — обладательница бесценных богатств. В строгом костюме, в платочке… Она одевалась не просто скромно — бедно. Лидия Николаевна продала свою квартиру в Париже с условием, что сможет оставаться в ней до конца своих дней и жила на вырученные деньги. Узнав из газет, что в Париже с группой советских туристов гостят Константин Паустовский и Даниил Гранин, она пришла в гостиницу, чтобы взять у них автографы.
О знакомстве с Лидией Николаевной, которое произошло осенью 1956 года, Паустовский рассказал в своем очерке «Мимолетный Париж». «В этот вечер мы уезжали из Парижа. Один из нас вскользь сказал, что мы многое видели во Франции, но так и не успели посмотреть, как живет обыкновенный француз. “Я примерно так и живу”, — сказала, помолчав, Лидия Николаевна и позвала нас к себе. В маленькой квартире комнаты были расположены на разных уровнях. Все окна, когда мы вошли, оказались распахнутыми настежь, хотя в квартире никого не было, кроме черного кота. Оказывается, окна не закрывались все лето. По комнатам бродил теплый ветер. Лидия Николаевна щелкнула выключателем. Вспыхнула люстра, и я невольно вскрикнул, — комнаты были увешаны великолепными холстами, написанными смело, ярко, как то и подобает большому, хотя и неизвестному мне мастеру. “Что это?! — спросил один из нас. — Что это такое?” Я подошел к картинам и на каждой в правом углу увидел небрежную подпись черной краской: “Матисс”. Среди холстов было несколько портретов Лидии Николаевны с надписью по-французски: “Lidia”. “Дело в том, — сказала наконец с усилием Лидия Николаевна, — что в течение более чем двадцати лет я была очень близким Матиссу человеком. Эти картины он подарил мне. Часть из них я отослала в дар Эрмитажу, остальные после моей смерти будут национальной собственностью. Какой человек был Матисс, я рассказать не могу, нечего даже и пытаться”.
До вокзала Сен-Лазар Лидия Николаевна молчала. Молчала она и на вокзале. Изредка она украдкой взглядывала на кого-нибудь из нас. В этом взгляде мне чудилась непонятная мольба и тоска. О чем она безмолвно просила нас напоследок? О чем она могла нас просить? О милосердии, о том, чтобы мы считали ее своим, родным, русским человеком, несмотря на годы недобровольного изгнания… Поезд тронулся. Лидия Николаевна шла у самого вагона, вытянув левую руку, крепко прижимая пальцы к пыльной стене вагона, как бы боясь расстаться с ним, не обращая внимания на то, что кондуктор и какой-то человек в кепи с золотым галуном кричали ей, чтобы она отошла подальше от поезда… Прав был Тургенев, когда писал, что Россия может обойтись без каждого из нас, но никто из нас без нее обойтись не сможет. Горе тому, кто этого не понимает; двойное горе тому, кто действительно без нее обходится…»
Во время той встречи Паустовский и сказал Делекторской: «А вы бы попробовали перевести меня на французский…» Лидия загорелась. Она понимала, что это очень трудное дело, ведь язык Паустовского необыкновенно богат и сложен. Как передать его краски? Привыкшая жить в энергетическом поле духовности большого художника, Лидия с головой окунулась в поэтическую атмосферу художественного слова. Бывая в Москве с очередным подарком, она заезжала в Тарусу, к Паустовскому. Они подолгу сидели над переводом, обсуждали слова и нюансы и даже вместе ходили на рыбалку. Возможно, писатель масштабом своей личности напоминал Лидии Николаевне Матисса. Из письма Паустовского Делекторской от 9 апреля 1960 года, Ялта: «Дорогая Лидия Николаевна, спасибо за Ваши письма. Я перечитываю их, и у меня при этом всегда бывает такое чувство, что мы только что поговорили о многом и только что расстались. Может быть, поэтому я так опаздываю с ответами…» После парижского знакомства они расстались друзьями — Делекторская и Паустовский переписывались всю жизнь. Собрание сочинений Паустовского в переводе Лидии Делекторской вышло во Франции в 1986 году. Тридцать лет ушло у нее на эту работу. Лидия Николаевна была хорошим переводчиком, и благодаря ее стараниям проза Паустовского имела большой успех во Франции. Она предложила крупнейшему французскому издательству, выпускавшему произведения Константина Георгиевича, идею бесплатно разослать их во все публичные библиотеки предместий Парижа. Делекторская присылала ему из Франции книги, отзывы и статьи о его произведениях, не раз доставала для него лекарства от астмы, которой долгое время болел писатель. Среди вещей, которые Делекторская присылала писателю, были плакаты, книги и открытки. Она же, зная об увлечении друга фотографией, подарила Паустовскому английский фотоаппарат с ручной перемоткой и встроенной вспышкой. Это была последняя камера, которой он пользовался.
«Я подарила России Матисса, а Франции — Паустовского», — так одной фразой Делекторская подвела итог своей жизни.
Все, что выставлено сейчас в Двенадцатиколонном зале Нового Эрмитажа, подарено ею. Причем делала это Лидия Делекторская очень деликатно. В письме к директору Эрмитажа в 1963 году она просит, а не предлагает принять в дар книги Матисса с эксклюзивной графикой, и еще там была такая фраза: «...Если бы когда-нибудь было решено сделать, например, выставку книг, иллюстрированных Матиссом, я прошу прикрыть посвящение мне узенькой полоской белой же бумаги». А однажды она сама привезла в Ленинград свой портрет и подарила его Эрмитажу. За свои дары она допускала лишь одну форму благодарности — выставки.
Утром 16 марта 1998 года Делекторская, как обычно, позвонила в кафе в Париже на бульваре Порт-Рояль, в котором много лет питалась, чтобы узнать, что будет на обед. Но когда ей принесли еду, дверь она не открыла — покончила с собой. Ей было 88 лет.
Задолго до этого дня Лидия Николаевна поставила себе скромное надгробие на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа в Париже. Написала на нем фамилию, имя, год рождения и даже черточку поставила — чтобы других не затруднять. Наверно, она не надеялась, что будет выполнено ее завещание, в котором она просила похоронить ее в России и положить рядом рубашку Матисса. Племянница Делекторской все сделала, как она хотела. И даже больше. Галина Лавровская установила на могиле Лидии Николаевны в Павловске памятник, изготовленный по заказу Михаила Ильвеса, на котором выбита фраза Пикассо: «Матисс сохранил ее красоту для вечности». И обозначила место Лидии в жизни художника: «Муза. Друг. Секретарь Анри Матисса». Ни Эрмитаж, ни московский Музей изобразительных искусств в этой акции не участвовали. А на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа над пустой могилой стоит памятник с надписью: Лидия Делекторская 1910– .
В 1999 году в Париже вышел сборник ее памяти.
5 ноября 2002 года в Государственном музее изобразительных искусств им. А.С.Пушкина открылась выставка «Лидия Делекторская — Анри Матисс. Взгляд из Москвы», на которой были представлены дары Лидии Николаевны музею — более двухсот различных произведений искусства, книг, фотографий, архивных документов, мемориальных предметов, в том числе две палитры художника; вышитые блузы, части костюмов и украшения, в которых Делекторская позировала Матиссу; фотоаппарат, с которым художник ездил на Таити, резиновый мячик, которым он в конце жизни тренировал руку, и другие предметы. К выставке подготовлено одноименное издание, посвященное памяти Делекторской.
4 октября 2005 года в Государственном Эрмитаже открылась выставка «Дар бесценный. Посвящается Лидии Николаевне Делекторской. Живопись, скульптура, рисунки, эстампы, книги». Выставка представляла собой произведения Анри Матисса, переданные ею в дар Эрмитажу и насчитывала более ста экспонатов из собрания музея.
Вышли три документальных фильма о Лидии Николаевне Делекторской. В 2009 году Ираклий Кочламазашвили представил картину «Русская модель Матисса», а годом позже — еще два фильма — О.Фокиной «Лидия Д.» и Ю.Лурье «Свет очей (Анри Матисс и Лидия)». Все три фильма рассказывают о драматической жизни и судьбе удивительной русской женщины.
В.Р.Зубова