28 января 2024 года — 145 лет со дня рождения Петра Мосеевича Пильского (28(16).01.1879, Орел, Российская империя – 21.12.1941, Рига, СССР), прозаика, литературного и театрального критика. Его отец, Мосей Николаевич Пильский, офицер 144-го Каширского полка, участник Русско-турецкой войны 1877–1878 годов, находясь на службе в Орле, женился на дочери графа Девиера, Неонилле Михайловне. Их первенец, Петр, родился в Орле. Читать начал рано, обучал его чтению денщик отца. Родители хотели, чтобы сын стал военным, поэтому десятилетним отдали его в 4-й Московский кадетский корпус, затем он окончил Московское Александровское военное училище.
Обучаясь еще в кадетском корпусе, Петр увлекся литературой: участвовал в творческих вечерах известных поэтов и писателей, в литературных дискуссиях, организованных молодым Валерием Брюсовым, был в числе самых активных спорщиков. Современники объясняли, что это был у него не просто юношеский задор, юный кадет действительно отлично знал литературу и его острые, порой едкие оценки заставляли нервничать многих известных писателей.
По окончании военного училища Пильский был произведен в офицеры и отправлен в Минск, в 120-й пехотный Серпуховский полк (1894), где поначалу пытался совмещать военную службу и литературную деятельность. Сначала он печатался в «Минском листке», вел критический и публицистический отделы (с 1895). Но через два года газету закрыли. Не желая расставаться с литературной работой, Пильский уволился с военной службы и отправился в столицу, где начал сотрудничать с «Биржевыми ведомостями».
В 1901 году он переехал в Москву, приняв предложение Леонида Андреева, пригласившего его на работу в журнал «Курьер». В 1902 году П.Пильский познакомился с А.Куприным, они стали друзьями на всю жизнь. Уже в эмиграции на страницах рижской газеты «Сегодня» Петр Мосеевич часто вспоминал о Куприне и рассказывал о нем разные истории, например, такую: «Расставшись с первой женой, он с Елизаветой Морицевной приехал в уездный город Новгородской губернии. Тотчас же там стало известно, что они не венчаны. Зашелестела и запрыгала сплетня — какой-то героический аноним прислал подлое письмецо. Некоторое время Куприн крепился, наконец терпенье лопнуло. Ночью он забрался на колокольню и стал бить в набат. В городе поднялся переполох. Полуодетые люди выскакивали из домов, прикладывали руки козырьком к глазам, искали, где горит, а Куприн весело злорадствовал: “Ага! Не любите! Вы звоните на всех углах про меня — теперь я вам прозвонил!”» (Цит. по: [2]).
Да и сам Пильский в этом смысле не особо отличался от своего друга. «Были в нем замашки и привычки богемы, он дневал и ночевал в кафе и ресторанах, обожал разговоры до утра в каком-нибудь “литературно-артистическом клубе”, любил возбуждение от вина, атмосферу дружбы, споров и ссор, перекрестный огонь шуток и эпиграмм, игру флирта и влюблений, беспорядок и толчею случайных вечеринок и непринужденных пирушек», — вспоминал Марк Слоним (Цит. по: [2]). На короткой ноге Пильский был и с такими мэтрами сцены, как Федор Шаляпин и Михаил Чехов. А женой его стала профессиональная актриса театра Елена Кузнецова.
Выйдя в отставку, Пильский переехал в столицу, где сотрудничал в самых разных изданиях. В Петербурге в 1902 году он опубликовал свои первые рассказы: «Подруги», «У фабричной трубы», «Сумасшедший дом» и другие. В начале 1900-х годов он уже известен как журналист и театральный критик, выступая «по вопросам революции и искусства». В Русско-японской войне участвовал как офицер-артиллерист. В 1906 году Пильский был дважды арестован из-за брошюры «Охранный шпионат» (1906), было даже «возбуждено судебное преследование», потому что в ней усмотрели «оскорбительную и резкую критику деятельности русской Государственной полиции» (РГИА. Ф. 777. Оп. 7. Ед. хр. 179). Тираж, конечно же, был изъят из типографии. В 1907 году Петр Мосеевич выпустил сборник «Рассказы» (1907; 2-е изд. — 1910), отмеченный А.И.Куприным. Через два года его снова подвергли судебному преследованию за статью против смертной казни, опубликованную в общественно-политической, литературной и экономической газете харьковского купца Андрея Яковлевича Жмудского (Кладбище // Утро. 1908. 7 июля. № 6).
В 1910–1913 годах Пильский ездил по югу России. В 1913 году останавливается в Одессе, редактирует газету «Одесский понедельник», публикуется и в других одесских изданиях. Именно Пильский организовал летом 1914 года «вечер поэтов в пяти отделениях» в курзале Хаджибейского парка. На этом вечере дебютировали Э.Багрицкий, В.Катаев и А.Фиолетов, именно с этого события и началась история одесской литературной школы 1920-х годов.
В 1914 году Пильский был призван в армию в чине капитана и два года сражался в боевых артиллерийских частях — командовал ротой, батальоном; был тяжело ранен в правую руку, лежал в госпитале, но через год смог вернуться к литературной деятельности, работал в «Журнале журналов», «Солнце России», «Аргусе», «Русской воле», «Театре и искусстве» и других изданиях.
Революция застала его в Петрограде. С мая по июль 1917 года Пильский вместе с Куприным редактировал ежедневную газету «Свободная Россия». Она резко критиковала большевиков, поэтому ее вскоре закрыли. После Февраля 1917 года Пильский издавал собственный сатирический журнал «Эшафот» («орган памфлетов», выходящий «в дни именин глупости и бесчестия»), в котором печатались А.Аверченко, А.Амфитеатров, А.Грин, Тэффи. Редактируя журнал, он сильно рисковал, рассказывая правду о новой власти, пришедшей в октябре 1917 года. «Эшафот» тоже закрыли.
В мае 1918 года, после того, как матросы освободили «волею революционного народа» из психиатрических лечебниц Петрограда всех больных, Пильский решил более подробно изучить «вопрос об успехе их лечения», поэтому в статье «Смирительную рубаху!», опубликованной в газете «Петроградское эхо», он, по словам Куприна, с научной серьезностью, опираясь на последние данные психиатрии, классифицировал всех главных проповедников большевизма по видам их буйного сумасшествия и настаивал на заключении их в изолированные камеры сумасшедшего дома, с применением горячечной рубахи. Газету, конечно же, закрыли из-за враждебных выпадов против большевиков. А Петра Мосеевича арестовали и после допроса отправили в камеру военной тюрьмы при революционном трибунале. Следствие длилось почти полгода, ему приписывалась «цель вызвать в массах недоверие к Советской власти и враждебное к ней отношение», однако до суда дело так и не дошло. После освобождения «на поруки» 20 октября 1918 года Пильский бежал из Петрограда.
Бегство его от большевиков заняло почти три года: Москва — Орел — Киев — Херсон — Одесса — Кишинев, и, наконец, через Польшу он попал в Латвию. Друг Куприна и приятель авиатора Уточкина в Ригу приехал только 2 октября 1921 года. Историю своего бегства Пильский обрисовал в рассказе «Приговоренные. (Горькие воспоминания)», опубликованном в ревельской газете «Последние известия» 4 декабря 1922 года.
По приезде в Ригу началось его сотрудничество с газетой «Сегодня», продолжавшееся почти 20 лет. Кстати, газета «Сегодня» никогда не была эмигрантской, она издавалась для всех читавших по-русски жителей первой Латвийской Республики, и ее редакторы старались избегать каких-либо политических заявлений. Петр Мосеевич реагировал почти на каждую литературную новинку, выходившую как в русском зарубежье, так и в советской России. В эмиграции Пильский выступал на страницах многочисленных периодических изданий («Сегодня», «Сегодня вечером», «Последние известия», «Новое русское слово», «Для Вас», «Числа» и др.).
В 1922 году Петр Мосеевич на пять лет переселился в Эстонию, где работал в русской газете «Последние известия» и писал для многих эстонских изданий. Однако в то же время оставался активным сотрудником рижской газеты «Сегодня». Получение гражданства было для Пильского жизненно важно, так как и в Латвии, и в Эстонии он жил с выездным румынским паспортом, уже не действительным. Об эстонском гражданстве он начал ходатайствовать еще летом 1925 года и только 4 июля 1927 года Пильский стал гражданином Эстонии.
Получив паспорт, он сразу же вернулся в Ригу и возглавил литературный отдел газеты «Сегодня». Петр Пильский публиковал всех ведущих литераторов русской эмиграции — Бунина, Куприна, Северянина, Шмелева, Бальмонта, Георгия Иванова и самых талантливых писателей из советской России, пока им еще разрешали печататься за рубежом, от Михаила Булгакова до Михаила Зощенко.
В 1927 году Пильский под псевдонимом П.Хрущов (с предисловием Куприна) выпустил в Риге роман «Тайна и кровь» (другое название «На службе ЧК»). Роман тогда же был переведен на несколько языков и вышел отдельным изданием во Франции и Англии. Сюжет его — о борьбе антибольшевистских сил с всевластным ЧК-ГПУ, где герой пытался противодействовать злу, прикидываясь его служителем.
Под разными псевдонимами, а их было множество: Роланд, П.Т.Роний, Лентяй, П.Шуйский, Петрополитанус, Петр Пустынник, ТРБ, Книголюб, Евлампий Кондаков, Стило, Вельский, Кондаков, П.П., Петр-в, П-ий, П-й, Пий, Петр П., Петроний, Стогов, Трубников П., Ф.С. и так далее (и под собственным именем) Пильский опубликовал в газете «Сегодня» около 2 000 статей, фельетонов, рецензий, «заметок по поводу», написал предисловия к вышедшей в Риге в 1928 году автобиографической повести Куприна «Купол святого Исаакия Далматского», к роману М.Булгакова «Белая гвардия» и пьесе «Дни Турбиных», выпустил несколько собственных книг, в том числе «Роман с театром», в котором представил портреты известных театральных деятелей. Память об уходящем прошлом Петр Мосеевич постарался запечатлеть и в книге «Затуманившийся мир» (1929), составленной из статей о Ф.Сологубе, В.Розанове, С.Юшкевиче, И.Одоевцевой, А.Аверченко, а также о советских писателях — И.Бабеле, М.Зощенко и В.Маяковском.
Как журналист и критик Пильский никогда не связывал своего имени с каким-то определенным изданием, печатался в разных, зачастую противоположных по эстетическим взглядам издательствах, но всегда привечал «дерзкое новаторство, искание» как таковое (Футурист ли я? // Одесские новости. 1914. 25 янв.). При этом он доводил критику до «поэтической формулы». Ее художественность отмечали И.Шмелев («Он, критикуя, порой творит» // Россия и славянство. 1931. 25 апр.), А.Амфитеатров (Определился... как литературный и театральный критик-эссеист ярко художественного значения // Сегодня. 1931. 19 апр.), М.Алданов и А.Куприн.
В 1940 году Пильский перенес инсульт и слег. Болезнь спасла его от ареста после прихода в Ригу советских войск. Его литературный архив ими был конфискован и, наверное, погиб. После обысков болезнь ухудшилась: его разбил паралич.
Пролежав год, Петр Мосеевич Пильский скончался 21 декабря 1941 года уже после оккупации Латвии фашистами. Похоронен на Покровском православном кладбище в Риге. Все оставшиеся записи мужа его вдова, артистка Е.С.Кузнецова, увезла в конце 1940-х годов через Германию в США.
Установить полный состав литературного наследия Петра Пильского невозможно, на настоящее время известно около 50 его псевдонимов (вместе с криптонимами). А сколько всего их было?
_______________
Одесса
Ее я увидел светлой, золотой осенью.
Уже сентябрь, а здесь все еще стоит и не уходит горячее, знойное лето. Цветут цветы, горят глаза и лица, звенит смех, на улицах толпа. Ах, вы не знаете этой разноликой толпы международного юга!
Одесса — город толпы, город улицы. Харьков — тишина и покой. Одесса — шум и гомон.
Пойдите по Дерибасовской, этой красавице-улице красавца-города.
Первое впечатление: Одесса город лодырей. Будто никто ничего не делает. Все кругом — какие-то счастливые бездельники. Сидят на скамьях под деревьями, глядят на небо и зевают, томясь от жары и ничегонеделания.
В Одессе я первый раз.
И я поражен, пленен, заворожен ей, этой легкомысленной, хохочущей, жизнерадостной, страстной, веселой южанкой. Ни один город не имеет столько верных патриотов.
Одессит — тип.
Это — русский марселец. Легкомысленный хвастун, лентяй, весь внешний, великолепный лгун, задорный шутник.
Как жаль, что у него, этого лгуна и этого взрослого шалуна, нет своего Додэ, нет своего одесского романа, своего героя, имя которого стало бы нарицательным.
Где одесский Тартарен, как есть он у французов — из Тараскона?
Почему?
Я думаю потому, что роман длинен, немного массивен.
В Одессе все должно быть легко и летуче. Но у нее есть свои поэты, и ее воспели даже на итальянский лад, с итальянскими мягкими звуковыми тонами в... русских словах. Стихотворение не первой молодости, шутливое, но его стоит узнать всем; я приведу отрывок:
O sona more, divo son
Odessa, mai i costa.
I piance, piance, opianen
Capitel vina Costa...
А надо вам сказать, что это Costa — фамилия знаменитого когда-то в Одессе... ресторатора, и одесситы приписывают это стихотворение... Пушкину.
Город, где смесь одежд и лиц переносит вас в атмосферу такой далекой, зарубежной, международной ярмарки, шумного и радостного базара, с десятками наречий, тысячами профессий, приморскими, портовыми кабачками, где английские матросы вступают с русскими в самую свирепую, кровавую битву, и дерутся уже не кулаками, а бочонками, заменяющими стулья и табуреты. <…>
Этих и других кабачков, ресторанов, кофеен, пивных и винных погребов десятки на каждой улице и все они гудят, стонут, зовут и поют, как поет и зовет весь этот город-чудо, город-легенда, суматоха и стон.
Приезжайте в Одессу, приезжайте в Одессу!
Вы, утомленные желтыми туманами севера, больные и будто обреченные; вы, увядающие и опускающиеся в забытых людьми и Богом заглохших городах и спящих селах; вы, ищущие радостного и беззаботного веселья, в чьих жилах течет буйная и нетерпеливая кровь, и вы, странные и загадочные люди, носящие в душе мечту о самоубийстве, разочарованные, уязвленные совестью, неудавшиеся гении с разбитой жизнью и раздраженной печенью — все приезжайте сюда!
Шопенгауер был пессимистом и женоненавистником, но только потому, что он никогда не был в Одессе. И — ах! Зачем никто ему не шепнул, что на свете есть такой великолепный, лечебный и целебный пункт, и почему среди разных «климатических» станций нигде не упоминается про Одессу? Разве боли духа не требуют климатических станций? Приезжайте! Впрочем, как хотите! Что до меня, отныне я знаю наверное, что никогда не кончу с собой. Я просто возьму билет прямого сообщения «Петроград — Одесса» и буду долго-долго, весело и красиво жить.
А какой он любопытный, этот город. Заметьте, не любознательный, а любопытный. Вы знаете разницу? Она так проста. Любознательность всегда ставит вопрос: «зачем».
Любознательность — целесообразна, систематична и последовательна. Любопытство не знает ни цели, ни системы, оно знает только: «почему?» И на этот вопрос ответ один: «потому что хочется знать».
Одесса и последовательность, это — непоследовательно. Одесса и систематичность, это — nonsens.
Любознательность — черта мужская. В ней много «М».
Любопытство — женское начало, оно — «Ж», — и как же вы хотите, чтобы Одесса не была любопытна.
Она падка поэтому до зрелищ, ее толпа соберется вокруг упавшей лошади и залаявшей собаки, жадная до всяких впечатлений, готовая слушать и смотреть все.
Поэтому-то Одесса такая театралка. Сцена — ее Бог, актер — ее кумир. И потому же она не читательница. Здесь книги лениво разрезаются, томы не дочитываются, все проглядывается спешно, нервно, между делом, шутя и наскоро, с любопытством, но без знания.
Одесса — это иллюзион и фельетон, будто всю жизнь здесь, и ее темп, и ее лицо, и ее ум окрасила Женщина.
Разбросала душистые цветы, страшно пьянящие запахи, раскидала клумбы, забила фонтанами, населила жизнь призраками, обманчивыми мечтами и красивой прихотью, изменой и чувствительностью, нежностью и легкомыслием, суетой и нарядностью, огласила воздух милой песнью и воркующими голосами, осветила панели и улицы цветными огнями своих лиловых, зеленых, красных, фиолетовых и черных шляп, шумящих, шуршащих платьев, пронзила острыми молниями души, охмелила мысль и зажгла кострами сердца.
И в эти горячие, жаркие, жадные, золотые и распаленные дни, в эти-то душные, то прохладные ночи она — Женщина — проходит здесь, по этим тротуарам мимо вас, как Царица-Богиня, Властительница, то Марией, то Магдалиной, ведет вас за собой, свергает вниз, возносит вверх, убивая и воскрешая, даря терзаниями, муками, светом и истомой.
Женщина, женщина!
Громадный город великого, неистощимого, сказочного безумия, дышащий духами и преступлением, ни на кого непохожий, прекрасный, бурный, спешащий, — что несешь ты с собой как судьбу свою и нашу — бессмертие, жизнь или тление?
Вот место, где так хорошо и сладко сойти с ума, — и это море, и эта зелень; одно — гордое, другая — скромная, эти — запахи морской гнили, тубероз, юга, женщин и духов, и этот нервный бег!..
Куда? Зачем?
К чему? К кому?
Одесса — город романтизма, романтики, он — фразер, позер, весь шелковый, — разве здесь можно мыслить, неисцелимо страдать, трагически рыдать?
Отшельничество и подвижничество, святая прелесть левитановской весны в средней России — как это далеко от Одессы, как чуждо ей, как не сродни!
Верх нелепости — создать Ясную Поляну даже не в самой Одессе — об этом смешно и говорить, — но, вот, хоть бы здесь, на том Большом фонтане, где пробовал пожить Куприн, где так давно живут Федоров и Юшкевич.
Одесса — это опера, феерия, танцкласс, вокзал, но она не кабинет ученого и не келия мысли и веры.
Здесь дом — неволя, тянет на воздух, на простор, вдаль к морю, ввысь к солнцу, и Куприн, как приехал, так сразу захотел... лететь. Совершенно серьезно и без всяких шуток! И полетел с покойным Уточкиным.
Вы подумайте: этот человек земли, черноземный ум, черноземная сила, так любящий лес, и лошадь, и поле, реки, землю, и он даже решил лететь!..
Под этим солнцем, на этом юге среди цветов, у самого моря люди добрей, веселей, их шутки воздушней, их решимость красивей.
Приезжайте в Одессу!
(Петр Пильский. 1916)
См. публикации П.М.Пильского в каталоге библиотеки ДРЗ.
Источники:
1. Абызов Ю. Петр Пильский: Опыт столичной и провинциальной биографии // Даугава. 1993. № 5. С. 163–172.
2. Дименштейн И. Петр Пильский — патриарх рижской журналистики // Русский век: Портал для российских соотечественников. Дата публикации: 19.08.2013. Дата обращения: 25.01.2024.
В.Р.Зубова