2 апреля 2021 года — 20 лет со дня кончины отца Киприана (в миру Кирилл Дмитриевич Пыжов; 20(07).01.1904, Санкт-Петербург, Российская империя – 02.04.2001, Джорданвилль, США), архимандрита Русской православной церкви заграницей (РПЦЗ), художника, «иконописца всея зарубежья». Из дворян Пыжовых Тверской губернии. Отец, Дмитрий Михайлович, связал с бежецким краем не только свою юность, но в дальнейшем и судьбу своих сыновей. Из Бежецка, где учился, уехал в Санкт-Петербург, увлеченный идеями народничества, там служил земским чиновником, встретил свою будущую жену, художницу Александру Стринскую, окончившую Московское училище живописи, ваяния и зодчества (она работала в студиях таких мастеров кисти, как передвижники В.Перов, В.Поленов, К.Маковский). Они поженились, и у них в Петербурге родились три сына: Евгений, Кирилл и Георгий.
Вскоре после рождения Кирилла Дмитрий Михайлович получил назначение на должность земского участкового начальника в Бежецкий уезд, куда семья и переехала. Новая работа требовала много времени, поэтому детьми занималась мать. Жили они небогато, детей воспитывали в православии, маленький Кирилл нередко бывал в храме Преображения Господня, который построил его предок, Богдан Пыжов, стрелецкий полковник. Для юных Пыжовых Бежецк стал городом не только счастливого детства, но и горькой утраты: в 1912 году скончалась их мать от чахотки.
Отец с детьми прожил в Бежецке до Февраля 1917 года, потом все четверо переселились в Петроград, где сильно нуждались и голодали. К концу лета 1918 года Дмитрий Михайлович получил назначение в город Щигры Курской губернии, куда он отправился вдвоем с Кириллом. В стране уже шла Гражданская война, юноша, желая принять в ней участие в рядах белых воинов, бежал на фронт. Вместо Белой попал в Красную, но красноармейцем был недолго, вскоре вернулся к отцу. После занятия Щигров Добровольческой армией отец с сыном подались в Крым, где пятнадцатилетний Кирилл, осуществив свою мечту, вступил в Белую армию и вместе с ней отступал до Симферополя. Потом — эвакуация, исчезающие берега родины, Константинополь, Галлиполи, Болгария…
В Софии он поступил в Александровское военное училище, где пребывал три года до его расформирования, а в 1923 году уехал во Францию к старшему брату Евгению. Вскоре туда прибыли отец и брат Георгий. Поселившись втроем, братья Пыжовы занялись декоративным и малярным делом. С артелью художников в русской киностудии «Альбатрос» создавали декорации к фильму «Дон-Кихот» Г.Пабста (1932) с Ф.Шаляпиным в главной роли, расписали дорогой ресторан на Монмартре. Вечерами же посещали школу живописи и рисования, где преподавали профессора из Académie des Beaux-Arts.
О себе этого времени он так рассказывал в своих воспоминаниях: «Я никогда не был сторонником какой-нибудь политической партии, но склонялся влево, как и многие мои соратники, однокашники и соработники. Я не преклонялся перед личностью государя Николая II и вообще перед идеей монархии — она рассматривалась как устарелая форма государственного строя. Никаких личных убеждений я не имел; встречающихся в эмиграции монархистов мы высмеивали, принимая их убеждения как правую партийную организацию, сентиментально навязывающую свои идеи… Почитание царя я понимал как “культ личности”, нужный избранному обществу. Такая настроенность была присуща немалой части эмигрантского общества, особенно той, что проживала в Париже, Праге, Берлине и, наверное, в США. Большое влияние на эмигрантов имела пресса. Либеральный душок отжившей керенщины невольно прилипал, придавая упадочное направление читателям газеты “Последние новости”, редактируемой лидерами Государственной думы Винавером и Милюковым, ловко трактовавшими на свой лад причины революции… Передовое духовенство также свысока смотрело на религию, что в свое время выразилось в обновленчестве и частично отразилось в Парижском экзархате…» (Здесь и далее цит. по: [2]).
По рекомендации врачей Кирилл переехал в Ниццу, где занялся отделкой фешенебельных вилл. Здесь он познакомился со священником Александром Ельчаниновым, представителем той творческой интеллигенции, которая приходила к пастырскому служению осмысленно и по призванию, после серьезных раздумий о целях своей жизни. Поэтому неудивительно, что их пастырство возвращало от формального обрядоверия к искренней православной вере многих людей. Именно таким пастырем был для Кирилла отец Александр, ставший его духовником, память которого он чтил всю жизнь. Отец Александр оказал такое же благотворное влияние и на его брата Георгия, будущего иеромонаха Григория. А матушка, Тамара Владимировна Ельчанинова, ученица Пимена Максимовича Сафронова, члена общества «Икона», преподала Кириллу Пыжову азы канонического иконописания. Как знать, быть может, именно тогда уходил из мира светский художник Кирилл Пыжов и рождался для Церкви Христовой иконописец отец Киприан… Эти уроки иконописи станут судьбоносной вехой не только в его жизни, но и явятся началом возрождения древнерусской православной иконописной традиции в русском зарубежье.
Летом 1932 года Кирилл Дмитриевич познакомился с прибывшим из Карпатской Руси в Ниццу иеромонахом Саввой (Струве) из Типографского братства преподобного Иова Почаевского. Под впечатлением от его рассказов он принял решение сразу же отправляться туда, в Словакию, к типографской братии. «Хоть и Карпатская, но все же — Русь», — думал он, готовясь к отъезду. Так он стал послушником монастыря в селе Ладомирово на Пряшевской Руси в Чехословакии. Осенью 1933 года архимандритом Виталием (Максименко) был пострижен в рясофор с именем Киприан и по его поручению расписывал монастырский храм в течение 1934 года.
«Став рясофорным иноком, я всецело предался росписи храма и другим монастырским послушаниям, но укоренившийся патриотический либерализм еще тлел в левой стороне моей души. <…> Монашеский постриг я принял в 1936 (или 1937) году, а в 1938-м я был рукоположен в сан иеродиакона. Служил по праздникам с архимандритом Серафимом (Ивановым. — Примеч. В.З.). Жизнь текла своим порядком по монастырскому чину; с ним я слился всей душой».
В 1940 году он был рукоположен во иеромонаха митрополитом Анастасием (Грибановским) и назначен настоятелем церкви в словацком селе Вышний Орлик, где служил, не порывая связей с монастырем. «В 1940 году из Югославии прибыл к нам Первоиерарх Русской Зарубежной Церкви Митрополит Анастасий. Меня определили к нему келейником, что я выполнял с большой ревностью. Однажды утром я вошел к владыке: он попросил наполнить водой умывальник. <…> Я снял с гвоздя умывальник, висевший над тазом. Владыка Митрополит остановил меня, сказав, что надо в кувшине принести воды, но я не послушался, сказав, что можно прямо в умывальнике — будет проще, но владыка повторил: “Нет, надо в кувшине”. Я не внял его практическому совету, снял умывальник со стены и пошел, чтобы принести воды. Выйдя за крыльцо, я вылил в траву оставшуюся воду. Кран выпал и исчез где-то в траве. Я не мог его найти, как ни старался отыскать этот злополучный кран, исчезнувший на пространстве одного квадратного аршина. Пришлось с повинной вернуться в покои Митрополита. “Вот видите, — сказал владыка Анастасий, — это за непослушание”. Я ушел с неловким чувством, и в недоумении размышлял: “Куда же делся кран”? Но кран так и не нашли…»
Победы Красной армии на фронтах Второй мировой войны вынудили монахов покинуть Ладомирово. Они пошли по Европе странниками, остановились недалеко от Мюнхена, где основали новый монастырь преподобного Иова Почаевского. В самом конце войны добрались до Берлина, пришли к митрополиту (РПЦЗ) Серафиму (Ляде), он их всех и приютил. Как и вся братия, ожидая вызова от отца Виталия (Максименко) в США, отец Киприан духовно окормлял советских остарбайтеров.
«Храм был наполнен “остами”. Все они горячо молились. Беда, навязанная безбожниками, научила горячо молиться, что давало им благодатное утешение, и которое утрачивается, лишь только физическая безопасность и довольство коснутся души. Тогда охлаждается дух, стремление к Богу, и настает снижение “духовной температуры” души. Это наглядно наблюдается теперь, спустя 30–40 лет, в “благословенной” Америке. Очень многие из тогдашних “остов” нажили, подчас тяжелым трудом, можно даже сказать — праведным, богатую собственность, и о Боге стали забывать. Счастья же не нашли, и духовная температура опустилась до минимума, до следующей встряски...»
В Берлине он познакомился с глубоко верующим юношей, Николаем Гамановичем, и, увозя его США (где тот вскоре принял монашеский постриг и имя Алипий, а затем и рукоположение в священный сан), даже не подозревал, что вывозит будущего архиепископа Чикагского и Детройтского (РПЦЗ).
В 1946 году вместе с братией Почаевской обители, 14 насельниками, отец Киприан прибыл в Джорданвилль, в Свято-Троицкий монастырь (история его основания началась в 1928 году). В то время проживали в нем менее десяти человек. Новые люди оживили его своей активной деятельностью. Уже в 1950 году была закончена постройка каменного собора во имя Живоначальной Троицы, который расписал о. Киприан со своим учеником Алипием (архитектор Р.Н.Верховский), были заложены, а затем и построены братский корпус и типография преподобного Иова Почаевского. Была в монастыре и иконописная мастерская.
В 1955 году отец Киприан был возведен в сан игумена, в 1964 году — в сан архимандрита, был профессором Свято-Троицкой Духовной семинарии, открытой в 1948 году. «В монастыре… все мы… были единомысленны, но, видно, “розовый” уклон где-то в душе моей гнездился и совершенно исчез после удивительного сна, или, скорее, полусна. Однажды ночью моя чердачная келья озарилась небесным (иначе нельзя сказать) светом. В центре этого света, в овальном световом обрамлении вроде радуги, но только в гамме голубых лучей, предстала предо мной юная дева в царственном серебристом одеянии с венцом на голове. Она смотрела прямо мне в глаза и со светлой улыбкой сказала: “Я царевна Татьяна”. И, действительно, в ее чертах было видно сходство с известными фотографиями, но в преображенном виде. В каком-то полуиспуге или в несказанном изумлении я воскликнул: “Как, ко мне?” Ведь я так много худого говорил и думал о государе! Она еще светлее улыбнулась и так ясно произнесла незабываемые слова: “Ты теперь будешь говорить и думать по-иному”, и видение исчезло». Потом к отцу Киприану приходил во сне и государь несколько раз, в разных обстоятельствах, и даже его, тонувшего, вытащил из воды, и цесаревич, который пригласил его «заходить в гости». «Чем объяснить значение этих снов? Не тем ли, что мне как иконописцу первому надлежало изобразить икону Новомучеников Российских и в центре их — Царскую семью». А еще написать отдельно икону Святых царственных мучеников ко дню их канонизации. Здесь важно отметить, что Русская православная церковь Московского патриархата спустя 20 лет канонизировала царскую семью как страстотерпцев (2000), после того, как Зарубежный Синод ее канонизировал как мучеников (1981).
Кроме росписи храмов и написания икон, отец Киприан рисовал картины, рождественские и пасхальные открытки гуашью, акварелью, маслом. Как вспоминал монах Вениамин в журнале «Православная Русь» (2007. № 1), «работоспособность у отца Киприана была удивительная. Он мог на лесах под куполом в невыносимую летнюю жару весь день расписывать храм, а его молодые помощники не выдерживали и одного часа. Он это делал даже, когда ему было за 80 лет. Как-то отец Киприан сказал, что когда он залезает на леса, все его болячки проходят, и тут же сделал вывод: “Значит, это мое предназначение от Господа — расписывать храмы”. И этот вывод он сделал после того, как расписал уже более десяти храмов зарубежья. В восьмидесятилетнем возрасте отец Киприан еще ходил на общие послушания, такие как сбор картошки и работа на кухне по воскресеньям и праздникам. …Обычно в его меню входила “гурьевская” каша и кислые щи. <…> Отец Киприан всегда очень почитал святителя Иоанна (Максимовича), был близок к нему. Владыка Иоанн хотел, чтобы он принял епископство, но тот всегда отказывался. Один раз ему даже назначили день хиротонии в Синоде, но отец Киприан не явился. <…> Отец Киприан сохранял чувство юмора даже в самых трагических ситуациях. Как-то раз он серьезно заболел, да так, что мы с отцом Андреем, иконописцем, думали уже вызывать “скорую помощь”, но как последнее средство решили взять… самолечебник и проверить симптомы. Заходим к нему в келию с грустным видом и с лечебником в руках. Отец Киприан со своего ложа посмотрел на нас и говорит: “Вы что же, Псалтирь пришли читать?!” “Нет, — говорим — это лечебник, хотим определить, что у вас”. Стали вслух советоваться, что в этом лечебнике читать. И тут опять голос с ложа: “А вы читайте подряд с самого начала, как Псалтирь”. Дверь его келии всегда была открыта для всех ищущих общения с ним, будь то архиерей или семинарист первого курса. И его теплое отношение без всякой елейности находило добрый отклик в душах многих приходивших к нему» [1].
Архимандрит Киприан скончался 2 апреля 2001 года в Джорданвилле. Похоронен в усыпальнице за алтарем главного Свято-Троицкого собора монастыря.
Всю свою жизнь он посвятил развитию и укоренению в странах русского рассеяния древнерусской канонической школы иконописи, отсекая чужеземные наросты. Во множестве православных храмов русского зарубежья под его влиянием была заменена так называемая художественная живопись «под итальянцев» на канонические фрески и иконы. Именно в возрождении и утверждении этой иконописной традиции, являвшейся частью Священного предания, и состоит главная заслуга отца Киприана (Пыжова) перед русской православной культурой в зарубежье.
Источники:
1. Вера, монахиня. Жизненный путь архимандрита Киприана (Пыжова) и его работы// Портал РПЦЗ «Интернет Собор». Дата публикации: 04.02.2017. Дата обращения: 31.03.2021.
2.Киприан (Пыжов), архимандрит. Мои воспоминания // Портал РПЦЗ «Интернет Собор». Дата обращения: 31.03.2021. Источник: Пастырь. 2008. № 11 (ноябрь); № 12 (декабрь).
В.Р.Зубова