16 ноября 2021 года — 25 лет со дня кончины Владимира Ивановича Юрасова (настоящая фамилия: Жабинский; 15(02).10.1914, Сибиу, Австро-Венгрия (ныне Румыния) – 16.11.1996, Вэлли-Коттедж, штат Нью-Йорк, США), писателя, журналиста, представителя второй эмиграции. Использовал псевдонимы: С.Юрасов, Панин, полковник Рудольф, Синельников, в США, где он проживал в эмиграции, известен как Vladimir Rudolph.
В предисловии к своему роману «Параллакс» Юрасов описал свою жизнь в СССР:
«Я знаю, что люди на родине давно перестали верить тому, что пишет государственная печать. Но когда я думаю, что моему роману, может быть, удастся прорваться на родину, мне хочется рассказать о себе.
Я окончил школу-девятилетку имени С.Д.Маркова в Пролетарском районе Ростова-на-Дону в 1930 году. В те годы старшие классы средней школы имели профессиональные “уклоны”, я окончил с “электротехническим уклоном”. Мне не было шестнадцати лет, но я был энтузиастом индустриализации — пошел работать электромонтером в ростовское отделение ВЭО (Всесоюзное электротехническое объединение — позже Электропром). Работал на монтажах Россельмаша, Сталинградского тракторного завода, Магнитогорского комбината, шахт Донбасса, новороссийских цементных заводов. Затем работал в Северо-Кавказском отделении Сельэлектростроя: электрифицировал совхоз “Гигант”, животноводческий совхоз № 18 в Сальском районе, сельскохозяйственную коммуну “Пионер” в Кущевском районе, организованную эмигрантами из США. Одновременно учился на заочных курсах электротехников.
Коллективизация, свидетелем которой я, молодой парень, оказался, поколебала мой энтузиазм. Я уехал в Ленинград.
В Ленинграде короткое время работал бригадиром электроцеха на “Красном Путиловце” (ныне Кировском заводе), затем перешел на соседнюю Северную судостроительную верфь (ныне завод имени Жданова), где последовательно работал бригадиром, помощником начальника электроцеха по плановой части, прорабом отдела капитального строительства. По делам службы часто бывал в командировках: в Москве — в Наркомтяжпроме, на судостроительных заводах страны, на Дальнем Востоке.
Ленинград показал мне и иную жизнь: литературные вечера в зале Общества камерной музыки, в Государственной Капелле, в театре Эрмитажа, постановки Александринки, Мариинского театра оперы и балета; концерты Владимира Яхонтова, выступления Бориса Пастернака, Осипа Мандельштама и других поэтов; музеи, Публичная библиотека имени Салтыкова-Щедрина; белые ночи, Нева, набережные, Петергоф, Детское село... Мне открылся новый мир. Я зачитывался Блоком, Пастернаком. Писал стихи. Влюблялся.
Еще увлекался спортом — легкой атлетикой, боксом и спорт-играми.
Кончилось тем, что поступил я не в электротехнический институт, а в ЛИФЛИ — на литературный факультет (ЛИФЛИ в 1936 году слился с Ленинградским университетом). Стипендии не хватало — подрабатывал прорабом строительных контор Ленгастронома, Ленбакалеи, Ленпищеторга, Ленжэта — по освещению и художественному оформлению магазинов.
В 1937 году арестовали мужа моей тети — Альфонса Клавча, по происхождению латыша, мастера судостроительного завода имени Марти. Тетю с двумя детьми выслали в Кустанай. Я хотел переехать в их квартиру, но оказалось, что на нее метил сосед — политработник Балтийского военного флота Баранов, который и написал на меня донос. Жил я тогда в небольшой комнате у Сенного рынка, куда на время впустил заместителя заведующего кафедрой немецкого языка ЛГУ Н.Н.Берникова (он жил в пригороде, и ему далеко было ездить в библиотеку Академии наук, где он вечерами работал над своей диссертацией…). Берникову захотелось захватить мою комнату — он тоже написал донос…» (Здесь и далее: [1]). Юрасова, конечно же, арестовали (как тут не вспомнить М.А.Булгакова, рассказавшего в сочных красках про культ доносительства в те советские времена). Посадили в тюрьму на Шпалерной. Обвиняли в шпионаже, терроре, вредительстве. «Первый следователь на допросах кричал: “Писателем захотел заделаться! Мы тебе такую биографию сделаем, что ты и не мечтал!”» Но ему повезло: старшим следователем был его бывший сокурсник по ЛИФЛИ Петр Владимирович Жур, которого в 1936 году мобилизовали по комсомольской линии в школу НКВД. «В институте он был хорошим товарищем, писал талантливые стихи… Мне хочется думать, что он помог мне». Из «Шпалерки» Владимира Ивановича перевели в «Кресты», а 13 июня 1938 года Военный трибунал Ленинградского военного округа осудил его по обвинению в антисоветской пропаганде — по статье 58, пункт 10 — на восемь лет заключения в лагеря и на пять лет лишения избирательных прав после отбытия наказания. «В действительности и пропаганды никакой не было. Два студента-комсомольца и одна знакомая, показали на суде, что я высказывал сомнения в том, что Бухарин, Рыков и другие соратники Ленина были шпионами. Возможно, я это и говорил».
Из тюрьмы его отправили на станцию Сегеж в Карелию, где он работал на стройке электротехником, прорабом и старшим прорабом электромонтажных работ. Тогда же пришел ответ Верховного Суда СССР на его жалобу — срок заключения ему увеличили на два года!
«В день начала войны у меня пошла горлом кровь — отравился газами в цехе газоочистки... <…> Вместо этапа с инвалидами на Урал я сам попросился на этап к линии фронта». С 1 сентября по 15 октября 1941 года свезенные из ближайших лагерей десятки тысяч зека рыли в районе Валдая и станции Угловка противотанковые рвы, окопы, строили огневые точки для армии. Все они работали под охраной вохровцев, а фашистские самолеты чуть ли не каждый день их обстреливали. Тогда же был объявлен специальный указ Президиума Верховного Совета СССР: за побег из места заключения во время войны расстрел — без права обжалования. Во время наступления гитлеровских войск на Москву заключенных из Сегежлага погнали на восток. На станции Пестово их погрузили в товарные вагоны. В пути эшелон разбомбили гитлеровцы. «Из восьмидесяти девяти человек в вагоне, где я был старостой, в живых осталось одиннадцать. <…> 7 ноября 1941 года нас снова погрузили в вагоны. Но у Ярославля мы опять попали под бомбежку, во время которой я и бежал. Началась нелегальная жизнь…»
После освобождения Ростова-на-Дону Юрасов по фальшивой справке больного солдата добрался до города, где ничего не знали о его аресте и заключении. «Начальник военного стола районного отделения милиции за взятку не стал проверять моего заявления о потере документов, а направил меня на военно-медицинскую комиссию райвоенкомата. Комиссия освободила меня по состоянию здоровья от военной службы на три месяца, военкомат выдал военный билет, а милиция — временный шестимесячный паспорт. Позже я узнал, что архивы НКВД в Ростове-на-Дону и в Ленинграде были сожжены, центральный архив НКВД в начале войны был вывезен из Москвы в Уфу. Это меня и спасло».
Разрушенным городским предприятиям требовались специалисты, и он был принят начальником электроцеха на завод «Красное знамя» и — по совместительству — помощником главного энергетика завода «Радиатор». Оба предприятия выпускали военную продукцию, и Юрасов получил «бронь», освобождавшую его от военной службы. Он часто ездил в командировки в Москву — в наркомат, в Куйбышев, на Урал. По направлению наркомата явился в штаб тыла Красной армии, где его аттестовали инженер-майором и на следующий день отправили самолетом на I Белорусский фронт. В штабе Особого комитета при Совнаркоме СССР генерал-майор Шилов (замнаркома промышленности промстройматериалов СССР) взял его к себе «за умение хорошо писать докладные записки».
После войны, уже в чине подполковника, он побывал по делам службы почти во всех странах Восточной Европы, но командировок в Москву всячески избегал. В 1946 году его перевели в Промышленное управление СВАГа — Советской военной администрации в Германии. В начале 1947 года демобилизовали и оставили уполномоченным Министерства промышленности строительных материалов СССР (министром тогда уже был Л.М.Каганович) при Управлении репараций и поставок СВАГа. «Для новой, гражданской, службы мне нужно было получить заграничный паспорт, для чего требовалось заполнить “выездное дело” — анкету в 130 вопросов. Сделать это я не мог: я знал, что центральный архив НКВД вернули в Москву и приводили в порядок. Я всячески затягивал заполнение анкет, в Москву не летал, жил по временному удостоверению СВАГа, которое мне продлевали каждые три месяца. Однажды ночью меня вызвали к телефону…» Звонил управляющий делами министерства и сообщил, что Каганович в связи с назначением первым секретарем ЦК КПУ на Украину их покидает министерство, а новый министр Гинзбург срочно вызывает с докладом заместителя министра Григория Спиридоновича Иванова, находившегося в командировке в Германии и жившего тогда на квартире Юрасова в Берлине. Иванов улетел в Москву, а Владимир Иванович тут же связался со знакомой немецкой семьей, которой оказывал разные услуги, и вместе с нею ночью переехал границу в английскую зону оккупации Германии, но поскольку англичане выдавали советских беженцев, вскоре перебрался в американскую.
В 1951 году Юрасов получил разрешение на въезд в США. В том же году начал печататься, сначала под псевдонимом С.Юрасов, подсказанным Р.Гулем, а с 1952 года — как Владимир Юрасов, затем как Владимир Рудольф. Единственный его роман «Параллакс» печатался отдельными главами в русскоязычных журналах, начиная с 1951 года (первоначальное название романа «Враг народа»), был полностью издан в 1972 году в Нью-Йорке в издательстве «Новое русское слово».
С начала 1970-х годов он отошел от литературы, полностью занят был на «Радио Свобода», где проработал с 1952 по 1981 год, почти 30 лет. Считался старейшим сотрудником радиостанции. В передаче «Лицом к событию. Золотой юбилей русской службы Радио Свобода» 1 марта 2003 года Лев Ройтман вспоминал: «Был такой интереснейший человек, писатель, который работал в нью-йоркском бюро, бровастый, крупный, действительно махина человеческая. И он производил на нас, начинающих американцев-аспирантов, совершенно ошеломляющее впечатление именно своей фактурой, своей вписанностью в американскую, в нью-йоркскую жизнь. Он вел передачу, которая начиналась вопросом — “расскажите о себе”…». Кроме того, Юрасов занимал пост вице-президента «Литературного фонда помощи русским писателям и ученым в изгнании» (президентом этого фонда был Андрей Седых).
Последние годы проживал в поселке Вэлли-Коттедж (Valley Cottage), штат Нью-Йорк. Скончался Владимир Иванович Юрасов 16 ноября 1996 года, похоронен на кладбище своего поселка.
«Оглядываясь назад, я вижу себя подростком, окончившим школу, одиноко стоящим на развилке дорог, на которых уже распоряжались грозные силы гигантского Государства: я и верю ему, и боюсь его. И я знаю, какую бы дорогу я ни выбрал, силы эти повернут меня на ту, которую укажет Государство. И я подчинился. Но человек не может совсем от себя отказаться — от своей мечты об иных местах, где он может ходить сам по себе, иной раз — просто так, куда глаза глядят. Сегодня я думаю, что моя жизнь поэтому и превратилась в неравный поединок одинокого человека с всемогущим Государством. <…> Государство злопамятно. Воскресное приложение к центральному органу его правительства “Известия” — “Неделя” в номере от 16–22 февраля 1970 года писала: “Владимир Юрасов, живущий в Нью-Йорке, не кто иной, как Владимир Иванович Жабинский. Незадолго до войны за антиобщественную деятельность Жабинский был осужден к 8 годам исправительно-трудовых работ, но бежал из-под стражи под чужими документами. Затем, боясь разоблачения, ушел на Запад”. Через год, 6 мая 1971 года, “Правда Украины” писала иначе: “Владимир Жабинский незадолго до войны был осужден советским судом за уголовное преступление, бежал на Запад”. А в сентябрьском номере журнала “Международная жизнь” за 1971 год на странице 108 уже говорилось так: “Изменник родины из Белоруссии (?), агент фашистской и американской разведок, Владимир Жабинский, он же Владимир Юрасов...” <…> И на круги свои возвращается ветер!»
См. публикации В.И.Юрасова в каталоге библиотеки ДРЗ.
Источники:
1. Юрасов В.И. Вместо предисловия: [Автобиография-воспоминания] // Юрасов В.И. Параллакс: Роман. Нью-Йорк: Новое русское слово, 1972. С. 3–8.
В.Р.Зубова