60 лет со дня кончины К.Н.Давыдова

21 июня 2020 года — 60 лет со дня кончины Константина Николаевича Давыдова (30(18).12.1877, Зубцово Тверской губ., Россия – 21.06.1960, Со, близ Парижа, Франция), выдающегося зоолога, эмбриолога. Из семьи отставного прапорщика артиллерии, надворного советника Николая Константиновича Давыдова и Лидии Стефановны Любомировой. Кроме Константина (старшего из детей), в семье было четыре дочери и еще один сын — Николай, погибший в юности. Информация о прямом родстве Н.К.Давыдова с героем войны 1812 года, партизаном Денисом Давыдовым, о котором высказывались некоторые исследователи, документально пока не подтверждается.

Николай Константинович, выйдя в отставку, учился в Константиновском военном училище, а затем в Петербургском технологическом институте, но на третьем курсе в 1875 году был арестован в связи с революционной пропагандой («дело 193-х»), заключен в Петропавловскую крепость. После освобождения был выслан в имение отца в Тверскую губернию, где служил помощником секретаря в мировом суде города Зубцово. О раннем детстве Кости воспоминаний не сохранилось. О юности известно только то, что каждое лето он приезжал к бабушке, Елизавете Петровне, которую очень любил и у которой подолгу живал в деревне Муравьево под Ржевом. Судя по плану ненаписанных Константином Николаевичем воспоминаний о детстве и юности, эти годы и тверская земля много значили в его жизни.

В середине 1880-х годов семья переехала в Псков вслед за отцом, получившим место учителя в губернской гимназии, а через некоторое время он был приглашен преподавать математику в Псковский кадетский корпус. «Судьба дала мне возможность, — вспоминал позже Константин Николаевич, — регулярно наблюдать весенний “валовый” пролет птиц на Талабском озере под Псковом, где жила моя семья и где я учился в гимназии. Обоснуемся, бывало, с отцом в устье реки Великой и следим день за днем за ходом весеннего возвращения птиц. Как описать, что там творилось весной? Все многочисленные болотистые островки… в постоянном движении от беспрестанно во всех направлениях снующих по ним птичьих стай» (Давыдов К.Н. Власть весны // Охотничьи просторы. 2006. № 48).

Именно птицы, ставшие на время главной страстью юноши, привели его после окончания гимназии на естественное отделение физико-математического факультета Императорского Санкт-Петербургского университета (ИСПбУ). Будущий ученый так вспоминал о становлении своего увлечения: «Руководителями в области орнитологии были, прежде всего, отец — большой любитель природы и знаток авифауны Средней России, затем А.А.Щетинский — талантливый коллекционер, написавший впоследствии прекрасное руководство к составлению естественноисторических коллекций, и, наконец, Н.А.Зарудный — известный орнитолог и путешественник по Туркестану и Персии, бывший в то время сослуживцем отца в Кадетском корпусе…» (ЦГИА СПб. Ф. 918. Оп. 1. Д. 32. Л. 4).

В программе Псковской гимназии естествознания тогда не было. Возможно, этим (вместе с юношеским романтизмом) объяснялась попытка Кости Давыдова в четвертом или пятом классе бежать вместе с гимназическим приятелем Костей Дерюгиным (будущим крупным отечественным гидробиологом) в «дальние страны», окончившаяся, правда, поимкой беглецов на ближайшей железнодорожной станции. Серьезное занятие орнитологией в гимназические годы послужило отчасти и причиной знакомства Давыдова в Петербурге с академиком А.О.Ковалевским, у которого он, поступив в университет в 1896 году, начал работать в Особой зоологической лаборатории. В конце жизни, отдавая долг памяти своему учителю, Константин Николаевич написал воспоминания о Ковалевском, опубликованные на родине (Давыдов К.Н. А.О.Ковалевский как человек и как ученый (Воспоминания ученика) // Труды Института истории естествознания и техники АН СССР. 1960. Т. 31).

В университете он также специализировался по Зоотомическому кабинету у профессора В.Т.Шевякова и работал в Зоологическом кабинете у профессора В.М.Шимкевича. За время обучения Давыдов дважды (1897 и 1898) с научной целью совершал от университета поездки в Палестину и Аравию. Летом 1899 года Константин Николаевич работал на Севастопольской биологической станции. Эта поездка едва не сорвалась из-за его участия в студенческих волнениях во время актового заседания 8 февраля 1899 года (день, официально считавшийся датой основания ИСПбУ в 1819 году), когда он в числе других был не только исключен из университета, но и посажен в тюрьму. Лишь благодаря заступничеству В.Т.Шевякова ему удалось в конце апреля восстановиться в университете и уехать в Севастополь вместе с Ковалевским. Результаты этой работы по изучению процессов регенерации у некоторых иглокожих были представлены Давыдовым на университетский студенческий конкурс и отмечены в 1900 году золотой медалью.

В 1900 году Константин Николаевич, благодаря Ковалевскому, получил возможность продолжить свои исследования на Неаполитанской зоологической станции, изучая процесс регенерации у различных беспозвоночных (иглокожих, кольчатых червей и немертин) и кишечнодышащих. Это направление работы позднее было им продолжено в магистерской (1909) и докторской (1915) диссертациях. В 1901 году Давыдов окончил университет с дипломом первой степени и был прикомандирован к Особой зоологической лаборатории. На следующий (1902) год молодой ученый вместе с Ковалевским должен был отправиться на Яву, но в ноябре 1901 года академик скоропостижно скончался, поэтому совершить задуманную экспедицию в Индонезию Давыдову пришлось в одиночку.

В тропиках он провел около 10 месяцев не только на Яве, но посетил некоторые отдаленные уголки Нидерландской Индии (Аруанские острова близ Новой Гвинеи). «Никакие описания не дадут ясного представления о жизни тропиков, — писал ученый. — Важность непосредственного ознакомления с тропическим миром для биолога вряд ли подлежит сомнению, а ознакомиться с ним можно, только пожив жизнью этого мира» (Давыдов К.Н. По островам Индо-Австралийского архипелага. Впечатления и наблюдения натуралиста // Известия Имп. Академии наук. 1904. Т. 21. № 4). Он работал в Бейтенцорге, на острове Амбоина, а также собрал значительные этнографические и зоологические коллекции на островах архипелага Ару.

После этой поездки Константин Николаевич впервые начал выступать с лекциями, зарекомендовавшими его как чрезвычайно яркого оратора, и продолжал активную экспедиционную деятельность: Красное море, Египет, Турция, Испания, Кавказ, Крым, Лапландия и Норвегия — вот места, где он был и работал с 1904 по 1913 год. В 1904 году случайно состоялось его знакомство с Михаилом Пришвиным, с которым Давыдов не только подружился, но о котором оставил воспоминания. Эти воспоминания биограф писателя, Алексей Варламов, упоминает, как «быть может, лучшие из всех существующих о Михаиле Михайловиче» (рукопись Давыдова была опубликована в книге: Воспоминания о Михаиле Пришвине. М.: Советский писатель, 1991).

С 1910 года Константин Николаевич в качестве приват-доцента начал читать курс в ИСПбУ. У него появилась небольшая, но очень заинтересованная аудитория постоянных слушателей. «Лектор он был изумительный, — вспоминал П.Г.Светлов (впоследствии член-корреспондент АМН СССР). — За всю свою жизнь я не помню, чтобы дар речи так сильно действовал на меня, как лекции и доклады К.Н. Это были поистине “чары”, которыми он околдовывал аудиторию. При этом он никак не мог похвастаться предварительной тщательностью продумывания плана лекции и проработки материала. Наоборот, скорее это были импровизации по преимуществу» (Ф. 918. Оп. 1. Д. 45. Л. 5).

Внешность Давыдова и его привычка чрезвычайно просто одеваться не вполне соответствовали эталону дореволюционного университетского преподавателя: очень потертая черная кожаная куртка поверх русской рубашки, часто навыпуск, соответственные брюки и обувь. Это нередко приводило к курьезам. Об одном из таких случаев рассказывал сам профессор. Дело происходило в Петрограде, в один из первых послереволюционных годов, когда город был не безопасен даже в дневное время, а внешний вид ученого нельзя было назвать профессорским. Константин Николаевич сильно напугал встречного прохожего около Университета на набережной Васильевского острова. Ему показалось, что это был его старинный приятель. Широко распахнув объятья, он бросился ему навстречу с криком: «Задушу!» Но приблизившись, увидел, что обознался: это был незнакомый ему человек. Перепуганный прохожий бросился бежать, опасаясь исполнения обещания, а ученый кинулся за ним, чтобы принести свои извинения. Так они бежали по пустынной набережной до самого моста Лейтенанта Шмидта (около полукилометра), где извинения были принесены в конец выбившемуся из сил человеку (Ф. 918. Оп. 1. Д. 43. Л. 3, 4).

В 1914 году Давыдов опубликовал «Курс эмбриологии беспозвоночных» — первый (и не только на русском языке) учебник по сравнительной эмбриологии. Книга пользовалась заслуженным успехом в научном сообществе. Иллюстрировал он свои работы всегда сам, при этом был очень хорошим «зоологическим» рисовальщиком, занимался также и научным фотографированием, что было тогда еще внове. Он вообще любил и умел работать руками. Как Константин Николаевич жил последние предреволюционные годы и сразу после прихода к власти большевиков, сведений нет. Единственное, что известно, — покидать страну после Октября 1917 он не собирался.

Как только образовался Пермский университет, Давыдов был приглашен заведовать кафедрой зоологии позвоночных (Зоологическим кабинетом, 1918). Очень скоро он решил оставить Пермь. Уже 9 сентября 1918 года он писал своему другу зоологу В.В.Редикорцеву в Петроград: «Тянет уехать из Перми в Петроград ужасно. При первой возможности удеру». В конце 1918 года он выехал в командировку в Петроград для получения оборудования для Кабинета, да так там и остался. Сначала в качестве научного сотрудника Особой зоологической лаборатории Российской академии наук, а с лета 1919 года — в качестве заведующего биологической лабораторией Естественнонаучного института им. П.Ф.Лесгафта, сотрудника Гидрологического и преподавателя Географического институтов, а также члена Олонецкой комплексной научной экспедиции РАН (1920–1921).

Самое тяжелое бытовое положение ученых Петрограда наступило как раз в 1921–1922 годах, когда последствия Гражданской войны и экономической политики «военного коммунизма» проявились в полной мере. Холод, голод, отсутствие электричества, задержка зарплаты по два-три месяца — это были реалии тогдашней жизни научных учреждений. Возможно, что это положение способствовало решению Давыдова оставить родину. По воспоминаниям его жены, в декабре 1922 года Константин Николаевич с одним заплечным мешком нелегально перешел границу с Финляндией в Карелии и через Германию добрался до Франции.

Французскую визу Давыдов получил благодаря хлопотам своего друга С.И.Метальникова, который к тому времени уже три года жил и работал в Париже. Когда Константин Николаевич, добравшись до Парижа, прямо с вокзала пришел в институт к Метальникову, тот его встретил испуганным криком: «Бросай скорее!» Давыдов сначала не мог понять, в чем дело, но тот торопливо объяснил ему: «Да твой мешок!» Видимо, вид странника был неподходящим для Института Пастера. В Париже профессор Сорбонны М.Коллери предложил Константину Николаевичу работу в его зоологической лаборатории на бульваре Распай, но без оплаты. Однако Давыдов и этим был очень доволен. А чтобы жить и скопить некоторую сумму к приезду будущей жены ему постоянно приходилось искать любую оплачиваемую работу. Так, одно время он подрабатывал грузчиком в депо Берси, разгружая бочки с вином.

Узнав о существовании в Сорбонне Славянского факультета, где русским профессорам предоставлялась возможность читать лекции по своей специальности, ученый поспешил этим воспользоваться. Образовалась группа слушателей: несколько русских студентов, один поэт, несколько дам, пожилые люди, среди них князь Горчаков. Плата за лекции была минимальная — по числу слушателей. Но зато завязывались знакомства. Некоторые слушатели приглашали лектора к себе на ужин, что тоже было неплохо.

Весной 1923 года Давыдов нашел и снял для жизни большую мансарду в Медоне, в маленьком отеле (до этого он жил в Медоне у С.И.Метальникова, помогая его жене по хозяйству и платя только за скромную одноразовую еду). Готовил еду сам, на примусе. В этой связи он писал своей невесте Агнии Верещагиной в Петроград: «Еда здесь прямо даром. Представляешь себе: торговки бросают кочерыжки от капусты вон. Я спрашиваю их для моих кроликов — бери, сколько хочешь. Щи каждый день — раздолье!» Картофель он ел с кожурой, покупал иногда обрезки конины на ближайшем рынке. Утром и днем работал на бульваре Распай, а вечерами раз в неделю читал лекции для русских.

Через 6 месяцев, в июне 1923 года, уже официально к нему в Париж приехала А.Ю.Верещагина. Во Франции они прожили большую часть своей зарубежной жизни. На родину, несмотря на желание увидеть родные места и друзей, Давыдовы не вернулись.

Лекционная деятельность Константина Николаевича шла успешно, что было не удивительно при его ораторском таланте. В определенной степени его популярности поспособствовал и краткий «фельетон», опубликованный Н.А.Тэффи. Придя в восторг от языка докладчика, его воодушевления и поэтического подъема, она написала маленькую заметку в русской газете под заглавием «Весна в Париже»: «Давно слышала — хвалили лекции проф. К.Давыдова, — писала Тэффи. — Последняя была объявлена “О перелетных птицах”. Надумала пойти… Нет весны — хоть о птицах послушаю. Пошла и нашла весну. Самую яркую, самую русскую, не прежние вспомнила, а новую нашла. Язык у лектора удивительный: простой, честный, настоящий…»

Осенью 1925 года профессор О.Дюбоск пригласил Константина Николаевича занять официальное место на биологической станции в Баньюльсе, которой он заведовал. Жалование было небольшим, но предоставлялась казенная квартира с углем и самой необходимой мебелью в двух шагах от лаборатории. Условия работы были замечательные, библиотека станции богатая, да и само место на границе с Испанией было чудное, жители — сердечные и приветливые. После переезда Давыдовых в Баньюльс Дюбоск предложил ученому взяться за большой и нужный для французской науки труд, а именно: написать курс эмбриологии беспозвоночных. Обдумав все, Давыдов согласился. За основу был взят курс эмбриологии, опубликованный им на родине в 1914 году и имевший большой успех среди студентов и молодых ученых.

В 1927 году рукопись книги была закончена и передана в издательство «Массон». В том же году посетившие лабораторию Араго (Баньюльс) американские ученые обещали похлопотать, чтобы Давыдову дали грант Рокфеллера с поездкой на Зоологическую станцию в Неаполь. Обещание американцы сдержали, и в 1927 году Константин Николаевич снова (через 27 лет) получил возможность поработать в Неаполе, но уже по гранту Рокфеллеровского фонда. А книга его под названием «Руководство по сравнительной эмбриологии беспозвоночных» (930 страниц!) была опубликована в 1928 году. Она принесла автору мировую известность и предложения сразу нескольких мест работы.

Среди них был пост заведующего лабораторией морской биологии и ассистента в Океанографическом институте в Индокитае (в Кауде близ Нячанга, Вьетнам). Константин Николаевич был в восторге от перспективы работать в такой исключительно интересной стране, где фауна моря богата, но изучена мало. За пять лет своей работы Давыдов совершил больше открытий, чем все зоологи, работавшие в Индокитае в предшествовавшие 25 лет.

Несмотря на научное признание, вернувшись во Францию, Давыдовы жили бедно, а местный круг общения никак не мог заменить им соотечественников, с которыми приходилось лишь переписываться. В письме от 1932 года Константин Николаевич писал В.В.Редикорцеву: «Живу неплохо, но очень с женой грустим о России. Среди французов есть немало лиц дружески расположенных, но друзей нет и не может быть. Очень уж у нас различная психология…» (Ф. 756. Оп.1. Д. 114. Л. 5–6).

Из скопленного во Вьетнаме капитала в 100 000 франков Давыдовы купили дом в три комнаты с участком земли в пригороде Парижа, в Со. Однако оседлая жизнь была еще не для них: поддавшись уговорам Коллери, Дюбоска и Перье, они снова отправились осенью 1938 года в Индокитай. В этой поездке, продолжавшейся чуть больше года, основное внимание было уделено изучению наземных беспозвоночных Вьетнама и части Камбоджи и Лаоса. Возвращение во Францию на этот раз совпало с началом Второй мировой войны и получением ученым поста руководителя работ Национального центра научных исследований.

Все годы немецкой оккупации они прожили в Париже. После войны Константин Николаевич продолжил научную работу, и в 1949 году был избран членом-корреспондентом парижской Академии наук, что, правда, кроме почета, не давало никаких материальных выгод. Он входил в правление Русской академической группы (1950-е), был членом Ассоциации Тургеневской библиотеки. Открыл более 10 ранее неизвестных живых организмов. Опубликовал более 50 научных трудов. Работал над многотомным «Руководством по зоологии», отдельные тома которой выходили с 1949 по 1959 год.

В 1956 году ученый был удостоен Французской академией высшей награды — Гран-при — за совокупность трудов по зоологии. Трижды лауреат Института Франции. Невозможность работать с микроскопом из-за зрения привела его за письменный стол — он начал обобщать свои знания в области эмбриологии и морфологии для многотомного руководства «Traitй de zoologie».

Очень угнетало супругов отсутствие человеческого общения (все их французские близкие знакомые умерли или погибли во время войны) и вестей с родины. Весной 1957 года Константин Николаевич писал в Ленинград своей младшей сестре Марии: «Слишком сложна и трудна становится жизнь. Климат в Париже очень неприятный. Юра (сын. — Примеч. В.З.) наш совсем отошел в семью жены, и мы ему ни в чем не интересны и не нужны… Раз в неделю приходят два внука — Жан и Мишель — хорошие ребятки, но не знаю, удастся ли сохранить с ними родственные отношения, они чувствуют себя французами, — психология матери сказывается, несмотря на все старания Ани привить им русские качества» (Ф. 918. Оп. 1. Д. 103. Л. 2–3).

В ночь на 10 июня 1960 года у Давыдова случился инсульт, а 21 июня Константина Николаевича не стало. Похоронен на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

«У всех нас глубоко в подсознании ютится мысль, что… человек вырвал свое превосходство в эволюции лишь благодаря какому-то внезапному скачку (мутации) в развитии мозга. В результате птицы остались далеко позади. Но крыло все же осталось за птицей, и в течение всей истории человечество не перестает ей в этом отношении завидовать… Никакой аэроплан не в состоянии умиротворить этой стихийно-органической тоски по крылу как органу, как символу абсолютной свободы» (Давыдов К.Н. Перелетные птицы. Шанхай, 1937).

В.Р.Зубова

Мы используем файлы Cookies. Это позволяет нам анализировать взаимодействие посетителей с сайтом и делать его лучше. Продолжая пользоваться сайтом, вы соглашаетесь с использованием файлов Cookies
Ок