22 октября 2020 года исполнилось 150 лет со Дня рождения Ивана Бунина (1870–1953) — одного из классиков отечественной литературы XX века, первого из наших соотечественников, удостоившихся Нобелевской премии по литературе.
Художественное и философское наследие Ивана Бунина охватывает три эпохи — предреволюционную, годы революции и Гражданской войны (те самые «окаянные дни» в России) и жизнь русской эмиграции первой волны.
Блистательный поэт и бесстрастный судья русской зарубежной литературы Владислав Ходасевич в своей статье «О поэзии Бунина» писал: «После „Господина из Сан-Франциско“ Бунин выдвинулся на первое место среди современных русских прозаиков. Ныне оно принадлежит ему по праву». Уже его современники прекрасно понимали, что в своих произведениях Бунин сумел воплотить множество веками волнующих человечество сюжетов, многие из его произведений и сегодня составляют сокровищницу мировой любовной лирики. И в русской прозе не было ему равных.
10 ноября 1933 года стало известно, что писатель Иван Бунин, первым среди русских литераторов, был удостоен Нобелевской премии. Выдвижению Бунина поспособствовал его друг и соратник по перу Марк Алданов. Еще в 1922 году он обратился с такой просьбой к Ромену Роллану, после чего тот внес Бунина в список соискателей одной из самых престижных международный премий, но тогда кандидатуру Бунина Нобелевский комитет не одобрил. И лишь спустя десять лет объявил всемирно: «Решением Шведской академии Нобелевская премия по литературе присуждена Ивану Бунину за строгий артистический талант, с которым он воссоздал в литературной прозе типично русский характер».
Тот же Ходасевич откликнулся на это событие статьей «О Бунине» в «Современных записках»: «Ровно неделю тому назад я писал: „Чем дороже нам Бунин, тем труднее для нас становится изъяснить иностранцу, в чем заключается его знание и сила… Мне горько не только оттого вообще, что до сих пор Нобелевская премия не дана русскому, но еще и оттого, что так трудно было бы объяснить европейскому литературному миру, почему именно Бунин достоин этой премии более, чем кто-либо другой“.
К счастью для всех нас и к великой радости для меня, оказался я все-таки не совсем прав. В самый тот день, когда появилась моя статья, Нобелевская премия была присуждена Бунину. Я по-прежнему думаю, что самое сильное в Бунине, его словесное мастерство, иностранному ценителю недоступно. Оказалось, однако, что и других качеств его творчества достаточно для того, чтобы премия была ему предоставлена. Члены Шведской Академии сумели оценить Бунина и по переводам — это делает честь их литературному пониманию».
В истории русской словесности Иван Алексеевич Бунин навечно останется блистательным прозаиком (историки литературы уверены, что Нобелевскую премию он получил за автобиографический роман «Жизнь Арсеньева»), поэтом и строгим ревнителем чистоты русского языка. Его книги по наше время не утратили самобытной актуальности, и сегодня, как и много лет назад, определяют пути русской литературы. Однако при всем том в творческом наследии Бунина, как и в его биографии, остается немало противоречивого и загадочного, поднимающего целый ряд вопросов.
Почему поэзия и проза в сборниках Бунина оказывались перемешанными? Был ли Бунин-поэт явлен миру в должной мере, и с чьей легкой руки записали его на годы в «альбомные поэты»? Как в среде русской эмиграции отнеслись к его награждению Нобелевской премией? С чем был связан интерес Бунина к иудейской истории, к ветхозаветным темам? Насколько серьезно увлекался он толстовством и буддизмом, и как это сочеталось в одном человеке? Можно ли доверять датировкам тех или иных бунинских произведений? На эти и другие вопросы мы попросили ответить доктора филологических наук (МГУ им. М. В. Ломоносова), зав. отделом культуры российского зарубежья Дома русского зарубежья им. А. Солженицына, ведущего научного сотрудника ИМЛИ им. А. М. Горького РАН Татьяну Марченко; поэта и эссеиста, автора пяти поэтических сборников, лауреата ряда литературных премий Александра Климова-Южина; двуязычного писателя, литературоведа, профессора русистики, англистики и еврейских исследований Бостонского Колледжа, автора и составителя более двадцати книг, среди которых «В ожидании Америки», «Бегство» и «Антисемитизм и упадок русской деревенской прозы» Максима Д. Шраера; доктора филологических наук, заслуженного профессора МГУ имени М. В. Ломоносова, лауреата премии имени Владимира Лакшина, дипломанта Международного конкурса работ «К 150-летию со дня рождения А. П. Чехова», академика РАЕН Марию Михайлову.
Бунин выдвинулся в первые ряды отечественных классиков
Афанасий Мамедов Не успели мы отметить полуторавековой юбилей Александра Куприна, и вот уже подоспел полуторавековой юбилей Ивана Бунина. Какими открытиями наши историки литературы, литературоведы, специалисты по творчеству Ивана Алексеевича готовы поделиться в период его чествования?
Татьяна Марченко За все буниноведение я, разумеется, отвечать не могу, тем более что буниноведение переживает свои лучшие времена. В серии Литературного наследства вышел тысячестраничный том — но это лишь первая книга из задуманного сета, запланировано четыре книги, но может выйти и пять… Только подумайте — пять тысяч страниц Бунина, о Бунине, вокруг Бунина. То, что Бунин выдвинулся в первые ряды интенсивно изучаемых и издаваемых отечественных классиков — это, пожалуй, и есть главное открытие последних лет.
Открытием стала опубликованная переписка И.А. и В. Н. Буниных — расставаясь, хотя и не часто, и не надолго, супруги обменивались письмами — обстоятельные развернутые эпические повествования жены, переполненные подробностями, краткие, но чрезвычайно информативно насыщенные послания мужа многое раскрывают и в личности юбиляра, и в его окружении, да и в творчестве помогают разобраться глубже и тоньше.
Но мне открытия принесла выставка, которая проходила в Доме (Музее) русского зарубежья им. А. Солженицына 29 октября. Мы назвали ее без претензий «Бунин. Эмиграция. Творчество», поскольку именно об этом и рассказываем — об эмиграции, о пути в эмиграцию, о творчестве на чужбине, собственно, в прекрасной Франции. Выставку мы, разумеется, делаем на основе собственных фондов, но в содружестве ровно с десятью музеями и архивами. И вот работа в разных архивохранилищах позволила соединить разрозненные сюжеты. Например, я писала о Нобелевской премии (в двух монографиях, 2007 и 2017) на основе архива Шведской академии, зарубежной периодики, — а материалы из различных фондов ДРЗ и РГАЛИ позволили восстановить сюжет, который я назвала «альтернативным чествованием» (которое его непосредственные участники именовали даже «контр-чествованием») Бунина в дни нобелевского триумфа в 1933 году. Упоительная история, складывающаяся на основе писем и дневников — «правые» сражаются с «левыми» за лауреата и… во всяком случае, не выигрывают.
Еще один замечательный документальный массив подарил Орел — в фондах ОГЛМТ хранится неопубликованная переписка Веры Николаевны Буниной с братом Д. Н. Муромцевым (он жил в Москве, после получения Нобелевской премии Бунины смогли через Торгсин немного помочь финансово родственникам в советской России). Это упоительная энциклопедия русского зарубежья, жизни в Грассе и на Лазурном берегу, со всеми радостями и огорчениями, с деталями, которых не встретить нигде — например, В. Н. Бунина рассказывает о вошедших в моду «shorts» (шортах), которые она не только не порицает, но сокрушается, что возраст уже не позволяет ей прогуливаться по набережной в «коротких штанишках», как Гале Кузнецовой и ее подруге Марге Степун… И — огромная радость для выставки и личное удовольствие от разглядывания: Ричард Дэвис, хранитель Русской коллекции Лидского архива (Великобритания) прислал нам массу сканированных копий раритетных фотографий из бунинских альбомов. Фотографии крошечные, но при хорошем увеличении позволяют погрузиться в живую жизнь обитателей Бельведера (на этой вилле в Грассе Бунины жили 21 год). А сама выставка, мы надеемся, станет открытием для посетителей, тех, кто любит Бунина и хочет узнать о нем чуть больше хорошо известного.
АМ Сколько всего собраний сочинений Ивана Бунина существует, и чем последнее его Полное собрание сочинений отличается от предыдущих, можно сказать, что в него вошло все?
ТМ Это нетрудно узнать, выйдя на сайт Академический Бунин и заглянув в раздел «Библиография». Там ведется учет всем бунинским изданиям. Для буниноведов важно «полное» собрание сочинений изд-ва А. Ф. Маркса (6 т., которые Бунин успел издать перед самой революцией), 11 томов собрание сочинений, которое было издано «Петрополисом» в 1935—1937 гг. (и еще «Лика» вышла без указания тома в 1939 году в Брюсселе, а не в Берлине, как все прочие тома), первое советское 1965—1967 гг., тоже шесть томов, затем выходили и другие собрание сочинений, в частности, 8-томник в «Московском рабочем», составленный А. К. Бабореко, первым биографом Бунина. В 2005 году издательство «Воскресение» выпустило «полное» собрание сочинений, нахватав комментариев откуда можно и нельзя — из чужих статей и публикаций, сделав своего рода микс. Ну и что? Оно чем-то принципиально отличается от прочих? Нет. А почему? Потому что до сих пор не подготовлено и не издано научно-критическое собрание сочинений Бунина, в основе которого лежала бы полноценная текстологическая работа и исчерпывающий комментарий. Никакого «последнего» или иного «полного» собрания сочинений обсуждать не приходится — только недавно вышли в пристойном виде стихотворения Бунина, собранные в двухтомнике «Библиотеки поэта», а также были опубликованы всякие заметки, наброски и все, что вышло из-под пера Бунина. Но тексты его произведений кочуют из собрания в собрание в одном и том же виде и будут долго еще кочевать и перепечатываться, вплоть до выхода академического научного
АМ Сколько всего собраний сочинений Ивана Бунина существует и чем последнее его Полное собрание сочинений отличается от предыдущих — можно сказать, что в него вошло все?
ТМ Это нетрудно узнать, выйдя на сайт Академический Бунин и заглянув в раздел «Библиография». Там ведется учет всем бунинским изданиям. Для буниноведов важно «полное» собрание сочинений изд-ва А. Ф. Маркса (6 томов, которые Бунин успел издать перед самой революцией), 11 томов собрание сочинений, которое было издано «Петрополисом» в 1935—1937 гг. (и еще «Лика» вышла без указания тома в 1939 году в Брюсселе, а не в Берлине, как все прочие тома), первое советское 1965—1967 гг., тоже шесть томов, затем выходили и другие собрание сочинений, в частности, 8-томник в «Московском рабочем», составленный А. К. Бабореко, первым биографом Бунина. В 2005 году издательство «Воскресение» выпустило «полное» собрание сочинений, нахватав комментариев откуда можно и нельзя — из чужих статей и публикаций, сделав своего рода микс. Ну и что? Оно чем-то принципиально отличается от прочих? Нет. А почему? Потому что до сих пор не подготовлено и не издано научно-критическое собрание сочинений Бунина, в основе которого лежала бы полноценная текстологическая работа и исчерпывающий комментарий. Никакого «последнего» или иного «полного» собрания сочинений обсуждать не приходится — только недавно вышли в пристойном виде стихотворения Бунина, собранные в двухтомнике «Библиотеки поэта», а также были опубликованы всякие заметки, наброски и все, что вышло из-под пера Бунина.
Но тексты его произведений кочуют из собрания в собрание в одном и том же виде и будут долго еще кочевать и перепечатываться, вплоть до выхода академического научного собрания сочинений. Оно заявлено, работа над ним ведется, но это пока несовершенное время, и даже в серии «Литературные памятники» ни одно произведение не появилось. Так что, быть может, я погорячилась, говоря о расцвете буниноведения?
АМ Первый бунинский сборник стихов «Листопад» появился в издании «Скорпион», как писал Ходасевич, «под эгидою Брюсова». Что связывало с символистами Бунина — человека и художника, которому «душевный излом» всегда был чужд?
ТМ Полагаю, что пристраивая свои стихи в одно из московских издательств, Бунин меньше всего думал о «душевных изломах», а деловую хватку В. Я. Брюсова не мог не оценить. Кстати, все относительно — и поначалу это Бунин устраивал стихи Брюсова в печати, даже в одесских газетах способствовал тому опубликоваться. Стоит прочесть переписку двух поэтов начала XX века — Бунин держится покровительственно, даже несколько развязно. И этот тон объясним: он страшно стесняется.
Ведь явление Бунина в русской литературе рубежа XIX–XX веков довольно любопытное, если не уникальное. В нем видели эпигона (к огромному его негодованию) только по его происхождению — он действительно был каким-то последним птенцом русского дворянского гнезда. При этом он не получил никакого образования — ни гимназического аттестата, ни университетского диплома у него не было. Брат Юлий, выпускник сразу двух факультетов Московского университета, занимался с ним; самообразование было гигантским. Но вот Бунин появляется в столицах: а там профессорские дети (Блок, Белый, Марина Цветаева), выпускники филологического или иных факультетов университетов. Они кипят образованностью, владеют иностранными языками, необыкновенно начитаны, много путешествовали, культура Европы им родная. За Буниным — ничего: последнего родового хутора не стало, зарабатывал он с 17 лет — возраст дворянского недоросля — самостоятельно; «университетов не кончал». Душевных изломов у него, быть может, куда больше было, чем у Брюсова, жившего в совершенном материальном благополучии в собственном доме на Цветном бульваре, но по бедности, провинциальности Бунин пристал совсем к иному кругу — оказался под крылом М. Горького, среди писателей «демократической» ориентации, чуть не «подмаксимкой». Бунина и по-человечески влекла, конечно, иная среда — среди своих он был у Н. Д. Телешова (а тот был женат на Карзинкиной — богатейшая купеческая династия, и в Москве и в Подмосковье огромные владения), близко сошелся с А. П. Чеховым, любил его, быть может, самой сильной сердечной любовью — как человека, как писателя, едва не боготворил. Когда Бунин сблизился с Верой Муромцевой, девушкой из рафинированной московской семьи, и она пыталась его приохотить к концертам, театру, музеям, выставкам — он остался к этой стороне жизни просвещенной, эстетствующей столичной публики глух. И Вера отступилась, приняла его таким, каким он был — академиком же стал он, а не декаденты. Сыграла свою роль в отходе Бунина от этой среды и рецензия (1903) А. А. Блока на его стихи, показавшаяся ему несправедливой и резкой, всю жизнь он не мог ее забыть. Правда, о «Листопаде» Блок в 1907 году высказался как раз одобрительно, просто совсем иные профессиональные интересы: он искал иных сюжетов и образов, иначе работал со словом. Символисты были чужды Бунину как-то глубинно — и З. Н. Гиппиус уже в эмиграции не могла простить ему непонимания, пренебрежения символизмом, удивлялась его неотзывчивости и невосприимчивости. А Бунин просто не впускал в себя чужое — оно, видимо, мешало его собственному творчеству, сбивало с ритма. Мы можем объснять расхождение Бунина с Брюсовым или Блоком фактами биографии, творчества, взаимной рецепции — но стоит подумать и о том, что у каждого писателя внутри звучит свой, особым образом настроенный инструмент, и мелодия на другом инструменте может показаться ему просто какофонией. Другое дело, что Бунин, позволявший себе быть предельно откровенным, бывал непростительно, даже оскорбительно резок в оценках.
А на вопрос, «что связывало Бунина с символистами» — ответ очень простой: единство времени и действия. Жили в одно время, искали своих путей, но книги нужно было печатать, издатели искали авторов, а авторы издателей и прилагающиеся гонорары. Бунин и в «Северных цветах» публиковался, и Чехова туда вовлек — чеховский опыт сотрудничества оказался сугубо отрицательным, а Бунин какое-то время продержался, но солировать в оркестре символистов не мог, а быть второй или даже третьей скрипкой не соблаговолял. Так и разошелся с символистами, пока не подружился с Мережковскими в эмиграции; но это уже другой сюжет.
АМ Одна из любимых присказок Бунина была: «Злых людей на свете много». Говорят, вставлял ее в разговор часто. Однако, читая его автобиографическую прозу, литературные портреты Константина Бальмонта, Сергея Есенина, Алексея Толстого, едкие замечания в адрес Зинаиды Гиппиус и Дмитрия Мережковского, Владимира Маяковского, Максима Горького, невольно задумываешься о том, что и сам-то Бунин добрячком не был и казаться не собирался, вот и вы тоже говорите — резок был Иван Алексеевич…
ТМ Бунин прожил очень долгую жизнь. По меркам XIX—XX вв. он был долгожителем, он прожил почти в два раза дольше Чехова и обогнал годами Льва Толстого. Вольно было Гоголю призывать выносить из мягких юношеских лет в суровое ожесточающее мужество добрые и светлые душевные порывы и чувства… Но сохранить их на протяжении долгой жизни — разве возможно? Друзья остались в молодости; с каким трогательным теплом, с какой нежностью писал Бунин после войны в Москву старинному другу Митричу — писателю Н. Д. Телешову, посылая экземпляр «Темных аллей», мечтая о публикации на родине!..
А какие язвительные, желчные, порой злобные и даже непечатные (во всяком случае, недостойные обнародования) заметки оставлял он на полях книг собратьев-писателей, прямо в письмах из своего громадного эпистолярия, где мог черкнуть — там и пускал ядовитую стрелу. Он был разный: любил, ненавидел, кипел — эмоционально был очень яркий, с живыми реакциями, падкий на лесть, болезненно чувствительный к хуле и критике, даже обоснованной. Кажется, он мог «исчерпать» человека, например, в эмиграции все дальше отдаляется от А. И. Куприна, все холоднее былая дружба, уходит сочувствие… Но какой феерией вдруг оказывается в конце 1940-х переписка ветхих, больных стариков — Бунина с Н. А. Тэффи, с Б. Г. Пантелеймоновым!.. Сколько искренности, печали, сколько остроумия самого высокого разбора… Душевно чуткий и ранимый — это о Бунине; желчный и надменный — тоже о нем. Долго живший, много и многих переживший человек; великий писатель, мучительно ревнующий к успеху других… Добрый — конечно, злой — без сомнения! Не святой. Абсолютно настоящий, интересный всеми своими гранями — творческими и личными, хорошими и дурными.
АМ А из советских писателей кто-то наследовал Бунину?
ТМ Писатели все черпают друг у друга, не обязательно у созвучных себе — иногда совсем другой по манере, настроению, восприятию жизни писатель вдруг откроет что-то сокровенное у, казалось бы, безмерно далекого. Без Бунина уже странно было писать по-русски в XX веке. Для меня, однако, это вопрос, требующий углубленного литературоведческого рассмотрения. Никогда не задавалась этим вопросом, про Паустовского даже смешно повторять навязшие трюизмы, может быть, он и учился мастерству у Бунина, но выходило совсем иное. Как ни странно — есть очевидное единство у «Доктора Живаго» с «Жизнью Арсеньева». Но ближе всего к Бунину в словесной пластике, в виртуозности владения повествовательным словом, безусловно, К. А. Федин. Его как-то задвинули, забыли, вменили в вину его взгляды и выступления в советское время, но его «Братья» написаны так, что Бунин точно не постыдился бы подписаться, изумительная, редкостная проза.
АМ Значительное место в творчестве Бунина занимает деревенская тема, тут достаточно вспомнить такое знаковое его произведение, как «Деревня». Хотел бы вас спросить, советская «деревенская проза» была как-то связана с творчеством Бунина, служил ли он ей ориентиром?
ТМ Очень ценил Бунина М. А. Шолохов — если начать с истоков советской «деревенской» темы, и Бунин отлично знал, что в «Тихом Доне» помещик Листницкий читает барышне «сохранившиеся в памяти, пахучие и густые, как чабрецовый мед, бунинские строки»; правда, речь идет о стихах. А что касается шестидесятников… В. Г. Распутин был большим мастером слова — получил филологическое образование, как же ему не знать Бунина? У Ф. А. Абрамова, профессионального филолога, жена, Л. В. Крутикова, была одним из первых и очень хороших отечественных буниноведов; слово Бунина дома так или иначе звучало, обсуждалось. Писатель совсем из другого теста, гениальный В. М. Шукшин, быть может, ближе всего к бунинскому пониманию русского мужика, того доброго и дурного, что в нем намешано, есть даже сюжетно переклички любопытные — «Охота жить» Шукшина и бунинский «Весенний вечер»… Так по-разному владевшие словом Бунин и Шукшин глубже всего заглянули в сокровенную суть русского человека, а это человек происхождением своим деревенский, от земли. Интересно в этом сопоставлении совсем другое: Бунин — дворянин, а наши деревенщики — потомки крестьян; оптика все-таки совсем иная.
АМ В советские времена бытовала такая байка, будто бы Бунину в дни тяжелого безденежья предлагали писать порнографические рассказы, и будто бы он даже взял время, чтобы подумать, но в итоге отказался. Могло ли это быть правдой, или эта такая мелкая советская пакость в ответ на то, что Бунин все-таки не уехал в Советский Союз, как его друг Куприн?
ТМ Ну, мало ли что придумают! Д. Хармс недаром ведь сочинил анекдоты из жизни Пушкина — так и с Буниным началось. Есть великий, очень разнообразный писатель, да еще прожил тридцать три года во Франции, белоэмигрант, автор «Темных аллей», прозы эротической, хотя и на «легком дыхании» написанной, без соскальзывания в грубости и сальности. Но с его безупречным чувством языка и стиля он создает чистейшей прелести чистейшие образцы, повторить, тем более подделать — невозможно. Работал Бунин по-разному, но чаще всего писал очень быстро, почти мгновенно — а потом изводил себя отделкой, доведением до сверкающего блеска, работая не просто над фразой — над расстановкой знаков препинания бился. Называл свой труд «анафемским» — и только представить, что ради денег он начинает писать какую-то похабщину? Не говоря уже о взятом тайм-ауте на обдумывание… У Бунина так разнообразна, так богата интересными изломами биография, к чему еще что-то придумывать? Это, конечно, придумано, чтобы запачкать, но не за «невозвращение», и, конечно, не советскими идеологами придумано, а бесплодными эпигонами постмодернизма, которые многое превзошли — только писать хорошо так и не научились.
АМ Рассуждая о той или иной исторической эпохе, мы удобства ради, сводим в пары разных художников, поскольку в нашем сознании они являются их «культурными кодами». Так, к примеру, часто упоминают вместе Рахманинова и Бунина, когда говорят о конце Российской империи, об эмиграции, о Родине, которую можно/или нельзя увезти с собой. Насколько эти два гения созвучны друг другу?
ТМ Я все время противилась этому упорному соединению Рахманинова и Бунина — эдаких Бобчинского и Добчинского эмиграции: «Сергей Васильевич и Иван Алексеевич, станьте в пару» — и пожалуйте за руки в историю… Но что это за пара? Гениальный пианист-исполнитель, один из крупнейших русских композиторов, безусловная мировая величина — и писатель-апатрид, чьи гонорары, скромную бедную жизнь, незначительную известность — Нобелевская премия была лишь мгновенной вспышкой славы, сенсацией для прессы, тут же и забытой на фоне других, еще более сенсационных событий — и сравнивать нельзя с рахманиновскими… В 1920-е Бунины и Рахманиновы встречаются на Лазурном берегу, сохранились великолепные летние фото, дочки Рахманинова дурачатся, позируя с Буниным… А в 1930-е это уже не дружба, не товарищество, а знакомство: Рахманинов восхищает своей игрой лучшие музыкальные аудитории мира, а Бунин прозябает в Грассе, и до его настоящего признания и славы, нынешней, должны пройти многие десятилетия. К разным эпохам подходят тысячи разных ключей — смотря по тому, что мы хотим узнать об эпохе. Иногда малозначительная литературная величина позволит декодировать эпоху лучше гения — гений ведь обращен к вечности, а не к конкретному времени. Например, Владимир Варшавский не был крупным писателем, его литературные сочинения не пережили эпохи; но его книга «Незамеченное поколение» мощным прожектором осветила целое громадное явление не просто в литературе, но в историко-культурном бытии послереволюционной русской эмиграции.
Я противилась и тому, чтобы на нашей выставке лейтмотивом к рассказу о жизни и творчеству Бунина в эмиграции звучал именно Рахманинов, искала созвучия и в русской музыке, и в мировой. И изменила свое мнение благодаря коллеге, главному хранителю ДРЗ Елене Кривцовой, которая прислала мне запись 2-й части Третьей симфонии С. В. Рахманинова, исполненной 11 декабря 1939 году Филадельфийским симфоническим оркестром под управлением автора. И слушая эту музыку, я увидела всю нашу выставку, уже выстроенную: Одесса, расстрелы, Константинополь, ледяное море, Париж, Европа, балы и жестокости эмиграции, триумф и любовь — как будто нарочно написано. И острые гримасы, и свирепость, и свирельность с колокольчиками… Музыка эта держит в напряжении. И отпускает… В вечность.
Теперь об этой теме нужно подумать не спекулятивно — созвучны, не созвучны, а всерьез и научно — вместе с музыковедами отыскать общий код, описать его.
АМ С какими из своих любимых произведений Бунина вы бы настоятельно посоветовали познакомиться читателям «Лабиринта»?
ТМ Да я разные люблю… Люблю, действительно, и о деревне: «Веселый двор», «Я все молчу»… Люблю и «Грамматику любви», и «Иду» — очень, люблю миниатюры — абсолютное ноу-хау Бунина в литературе «Журавли», «Людоедка»), и все его сочинения о великих современниках — от «Освобождения Толстого» и книги «О Чехове» (самой последней, незаконченной, изданной В. Н. Буниной посмертно) до воспоминаний о Горьком, Блоке, Маяковском, А. Толстом, таких — что в зобу дыхание останавливается: «а что, так можно было?». Жуткие вещи, порой непростительные, но как написанные! Мастер. Бунин ведь чем хорош — можно много, много раз перечитывать — и не приедается. Сейчас вот, ко временам непростым, очень подходят «Господин из Сан-Франциско» и «Окаянные дни». Мы даже маску к выставке выпустили с надписью — «Окаянные дни». Но на все времена и для читателей всех возрастов и сословий — «Солнечный удар».
Бунин был явлен миру, как поэт с избытком
АМ Всю жизнь Иван Бунин считал себя, в первую очередь, поэтом и только потом — прозаиком. А как вам кажется, превосходит ли бунинская поэзия его прозу?
Александр Климов-Южин Нет, поэт не превосходил в нем прозаика, остается только удивляться, за что он получил первую из двух Пушкинских премий — скорее всего, за перевод «Песни о Гайавате» Генри Лонгфелло. Бунинские стихи тех лет — перепевы Майкова и Фета, но если их поэзия органична их миросозерцанию, то у Бунина это лессировка и чрезмерные красивости. Да что там говорить, если он был в то время в почитателях Надсона. И все-таки на фоне зарождающегося русского символизма, с его мистицизмом и противостоянием старой школе, фигура Бунина оказалась более уместной, чем, скажем, фигура Брюсова. При всем этом одно стихотворение, написанное в 1898 году, стоит особняком среди множества других:
Я к ней вошел в полночный час.
Она спала, — луна сияла
В ее окно, — и одеяла
Светился спущенный атлас.
Она лежала на спине,
Нагие раздвоивши груди, —
И тихо, как вода в сосуде,
Стояла жизнь ее во сне.
Это уже не сладкая истома глаз, а то, чего еще не было: вхождение в плоть, прозревание жизни изнутри на хрупкой грани неподвижности. Далее снова все те же перепевы, пока вдруг не появилось «Одиночество» — этакое слияние поэзии и прозы, стихотворение с удивительной концовкой, относящееся ко временам второй Пушкинской премии:
Сегодня идут без конца
Те же тучи — гряда за грядой.
Твой след под дождем у крыльца
Расплылся, налился водой.
И мне больно глядеть одному
В предвечернюю серую тьму.
Мне крикнуть хотелось вослед:
«Воротись, я сроднился с тобой!»
Но для женщины прошлого нет:
Разлюбила — и стал ей чужой.
Что ж! Камин затоплю, буду пить…
Хорошо бы собаку купить.
Вообще-то по-настоящему хороших стихов у Ивана Алексеевича наберется всего с десяток. Но вот это стихотворение задало тон, как мне кажется, всему эмигрантскому Ходасевичу и уж точно Набокову.
Звезда дрожит среди вселенной…
Чьи руки дивные несут
Какой-то влагой драгоценной
Столь переполненный сосуд?
Звездой пылающей, потиром
Земных скорбей, небесных слез
Зачем, о господи, над миром
Ты бытие мое вознес?
22.Х.1917
Для сравнения Ходасевич:
Горит звезда, дрожит эфир,
Таится ночь в пролеты арок.
Как не любить весь этот мир,
Невероятный Твой подарок?
1922
Но, конечно, этого мало, чтобы говорить, что Бунин как поэт больше Бунина-прозаика.
АМ То есть это справедливо, что Бунин получил Нобелевскую премию не за поэзию, а за прозу. А может быть, Бунин-поэт просто не был в должной мере явлен миру? Вот и Ходасевич пишет: «Со стихами Бунин выступал редко и мало. К тому же поэзия — область несколько „специальная“; о стихах Бунина почти не писали, а что писали, то не всегда основано было на знании предмета».
АК-Ю Внешне Бунин был явлен миру как поэт с избытком, его стихи в России выходили двухсоттысячными тиражами. Другое дело, что он не проявил себя как поэт в должной мере.
Путешествия в Индию, Египет, Константинополь расширили его этнографическую мозаику, но не поставили в один ряд с ведущими европейскими поэтами, скажем, с Йейтсом, да и Ходасевичу с Георгием Ивановым он заметно уступал как поэт.
В Нобелевском комитете к тому времени давно уже возникла разнарядка на писателей-эмигрантов первой волны. Наиболее устойчивой фигурой в ненависти к большевикам являлся Бунин, но не давать же ему премию за «Окаянные дни»! Вот тогда-то и появилась «Лика» или «Жизнь Арсеньева». Роман не роман, эссе не эссе, не совсем автобиографическая проза, поток сознания, окно в русскую дореволюционную жизнь, в русское небо, в русский космос. Можно сказать так: в лице Бунина Нобелевская премия была присуждена всей русской литературе, до него и иже с ним.
АМ А можно открыть Бунина-стихотворца в его прозе?
АК-Ю Думаю, в его случае одно от другого неотделимо. При всей насыщенности бунинской прозы в ней много воздуха, именно внутренняя мелодика, ритмика и создают этот воздух. Русский барин, гедонист, любитель физических удовольствий во всех их проявлениях, он мог передать в рассказе любые вкусовые ощущения, любые запахи, аромат женщины, ее шарм… Он обладатель острейшего зрения, иногда низводившего его до почти порнографической пошлости, как, например, в «Русе». Но та же «Руся» — какая это поэзия, какой ритм в диалогах!.. С другой стороны, именно поэтическое начало в прозе не позволило Бунину стать тем, кем является для нас, например, Чехов. Поэзия — удел избранных, Бунин смотрел на мир глазами аристократа. Чехов же — глазами разночинца, человека среднего класса, поэтому поэтика его прозы совсем иная.
АМ Вам не кажется, что некоторые рассказы Бунина построены по стихотворному принципу, а иные стихи выступают как бы матрицей для рассказов?
АК-Ю Конечно, кажется, потому что в основе своей многие его произведения бессюжетны — «Антоновские яблоки», например, или та же «Жизнь Арсеньева». То есть, не имея четкого плана, автор от первой строки раскручивает прозу, как поэт раскручивает стихотворение. Тут все держится на чувстве меры и вкуса. Но иногда Бунин умудрялся соткать из своей бессюжетной прозы поэзию, ярким примером этого служит рассказ «Мистраль» из «Темных аллей». Через десять лет появилось стихотворение под тем же названием, и оба (и рассказ, и стихотворение) — о бесконечном одиночестве человека в этом мире.
АМ Бунин не очень любил поэзию своей великой современницы Марины Цветаевой, даже говорил, что лучше бы она писала прозу… Тем не менее не кажется ли вам, что, при всех различиях, между ними много общего?
АК-Ю Общее между ними только одно — они оба были вне всяких течений и «измов». Один — в силу своей консервативности, другая — потому, что переросла их в своей гениальности. В поэзии они, разумеется, не сопоставимы: нельзя сравнить мастера и гения. А то, что Бунин не любил Цветаеву, это понятно. Вот что она написала о присуждении Бунину Нобелевской премии: «Премия Нобеля. 26-го буду сидеть на эстраде и чествовать Бунина. Уклониться — изъявить протест. Я не протестую, я только не согласна, ибо несравненно больше Бунина: и больше, и человечнее, и своеобразнее, и нужнее — Горький. Горький — эпоха, а Бунин — конец эпохи. Но — так как это политика, так как король Швеции не может нацепить ордена коммунисту Горькому… Впрочем, третий кандидат был Мережковский, и он также несомненно больше заслуживает Нобеля, чем Бунин, ибо, если Горький — эпоха, а Бунин — конец эпохи, то Мережковский эпоха конца эпохи, и влияние его и в России, и за границей несоизмеримо с Буниным, у которого никакого, вчистую, влияния ни там, ни здесь не было. (…) Обо всем этом, конечно, приходится молчать».
АМ Думаю, Бунину выпало быть и концом, и началом той самой эпохи, о которой Цветаева тут говорит. В этой связи хотел бы вам задать вопрос. При всей старомодности бунинского письма некоторые историки литературы видят в нем модерниста, так ли это? Ведь для кого-то и Ремизов — модернист…
АК-Ю Вы удивитесь, но многие литературоведы с ходу бы назвали «Жизнь Арсеньева» примером модернизма. Я же приведу в пример «Темные аллеи». Хотя там легко обнаружить линейность повествования, это совсем не сборник рассказов, а скорее — отдельные главы того, что могло бы стать романом, соединенные незримыми нитями воспоминаний, размышлений, зрительными образами, чужими и своими историями.
Праведником литературных отношений Бунин не был
АМ Чем вас, как поэта, прозаика, историка литературы, привлекает сюжет — Бунин и Набоков?
Максим Д. Шраер Действительно, историей личных и литературных отношений Ивана Бунина и Владимира Набокова я занимаюсь уже более двадцати пяти лет, и сюжет этот не отпускает. В начале хотелось восстановить событийную канву, опубликовать то, что осталось от переписки писателей, а параллельно найти в текстах точки соприкосновения, следы влияния, диалога, сближения и отторжения. Потом долгие годы продолжались раскопки (или, если вооружиться более американской метафорой, длилась золотая лихорадка), объектом которых (которой) были свидетельства третьих лиц, на чьих глазах разворачивалось соперничество Бунина и Набокова. Это переписка, дневники, окказиональные записи писателей первой волны русской эмиграции, которые были очевидцами и свидетелями литературного соперничества Бунина и Набокова — Алданов, Адамович, Берберова, Одоевцева, Андрей Седых, Глеб Струве, Фондаминский, Ходасевич и многие другие, а также записи на полях и манжетах судьбы.
Почему меня продолжает увлекать сюжет перехода ученичества в паритет, а паритета — в увлекательное и горькое соперничество? Я думаю, что состязание Бунина и Набокова — это не только состязание гениев, но и уникальнейший сюжет в русской литературной истории ХХ века. (Учитывая место Бунина в американской прозе Набокова, особенно в «Лолите», «Аде» и «Смотри на арлекинов!», для истории американской литературы этот сюжет тоже немаловажен.) Разумеется, Бунин/Набоков не изобрели сюжет соперничества гениев. Вспомним о соперничестве Достоевского и Толстого, или же, на американской ниве, не будем забывать о соревновании Фроста и Элиота. Но случай Бунина и Набокова тем уникален (и тем каноничен), что Бунин уже был живым классиком, когда Набоков был еще ребенком. Оказавшись в эмиграции в одно и то же время, Бунин и Набоков сначала были (друг другу) учителем и учеником, потом лучшими из старшего и молодого поколения эмигрантских писателей, потом побежденным учителем и победителем-учеником, а потом, в годы сочинения и публикации «Темных аллей», учителем-триумфатором и учеником-отрицателем. Представьте себе, как же грандиозно этот сюжет подтверждает и оспаривает сразу нескольких ключевых теорий литературной эволюции — прежде всего, представления формалистов, особенно Тынянова, и теорию «боязни влияния» Гарольда Блума (лекции которого мне довелось слушать в Йеле)!
АМ В некоторых сборниках Бунина поэзия и проза оказываются перемешанными. До него в русской литературе этого никто не делал, после — разве что «прилежный ученик» Сирин/Набоков («Возвращение Чорба»). Этим приемом Бунин хотел сказать, что для него поэзия и проза — суть одно?
МДШ Набоков перенял характерную черту, отличавшую состав сборников Бунина от многих книг его современников. Уже в 1910-е годы Бунин стал публиковать рассказы под одной обложкой со стихами. Из дореволюционных сборников Бунина, в которых вошли стихи и рассказы, вспомним «Стихотворения и рассказы 1907–1909» (Спб., 1910); «Иоанн Рыдалец: Рассказы и стихи 1912—1913 гг.» (М., 1913), «Чаша жизни: Рассказы и стихи 1913–1914» (М., 1915; 2-е изд. 1917) и др. В целый ряд книг Бунина эмигрантского периода входят как стихи, так и проза — «Начальная любовь» (Прага, 1921), «Чаша жизни: Рассказы; Стихотворения» (Париж, 1921), «Роза Иерихона» (Берлин, 1924) и «Митина любовь» (Париж, 1925). Такие авторские сборники — большая редкость в истории русской литературы.
25 января 1929 года Набоков сообщает Глебу Струве, что у него выходит «книжка рассказов и стихов (à la Бунин)». А в конце июня 1929 года в письме матери Набоков сообщает, что готовится к печати сборник «Возвращение Чорба»: «Новость: в „Слове“ выходит книжечка моих рассказов и несколько стихотворений в конце, — по бунинскому рецепту». Книга «Возвращение Чорба» — единственный у Набокова сборник рассказов и стихов — вышла в декабре 1929 года. Решение публиковать рассказы и стихи вместе послужило сигналом перехода к новому этапу, на котором Набокова интересовал принцип создания сюжетного стихотворения. Бунин, а вслед за ним Набоков, заявляли о том, что с жанровой точки зрения повествовательную, «сюжетную» поэзию и классическую короткую прозу роднит гораздо большее, чем принято было считать в первой четверти ХХ века. Что, если угодно, в каком-то смысле переписанные прозой стихотворения с нарративным стержнем становятся чертежами рассказов и новелл, а сжатые и переложенные классическими размерами рассказы и новеллы перевоплощаются в сюжетные стихотворения. Разумеется, это не руководство к действию, а формальный манифест мастера. До совершенства и тональности лучших стихов Бунина Набоков не дотягивал. Стихи и ранняя проза Набокова не взбудоражили Бунина.
АМ В своей книге «Бунин и Набоков» вы пишите, что Марк Алданов сыграл роль посредника во взаимоотношениях двух писателей, в чем заключалось это посредничество?
МДШ Марк Алданов был человеком, которому Бунин и Набоков чуть ли не в равной степени доверяли. Думаю, что прозу Алданова Бунин ценил больше, чем ее ценил Набоков (Бунин позднее выдвигал Алданова на Нобелевскую премию по литературе), хотя уверен, что Набокову у Алданова нравилось «Убийство Урицкого». В Париже Алданов был одним из глашатаев таланта Набокова. Алданов боготворил Бунина и восторгался Набоковым. Обладая способностью воспринимать Бунина и Набокова как сложных и противоречивых гениев — и не судить их, Алданов оказался одним из самых проницательных очевидцев их парижских встреч второй половины 1930-х годов. В письме жене, Вере Набоковой (Слоним) от 30 января 1936 года, Набоков заметил: Алданов сказал, что «когда Бунин и я говорим между собой и смотрим друг на друга, чувствуется, что все время работают два кинематографических аппарата». Какая мощная метафора-двойчатка! Так ведь и было — Бунин и Набоков снимали друг друга скрытой камерой памяти, снимали навечно, а потом каждый в свойственной ему манере монтировали и перемонтировали сцены встреч и не-встреч.
Уже после войны, в Америке, Алданову пришлось играть мучительную роль посредника-примирителя в преддверье восьмидесятилетия Бунина. Как известно (об этом подробно рассказывается в моей книге), Бунин через Алданова попросил Набокова выступить в Нью-Йорке: «Когда будет этот бунинский вечер? И будет ли наконец? Вероятно, все-таки будет, и поэтому я буду очень благодарен В. В. Набокову-Сирину, если он прочтет что-нибудь мое на этом вечере. Передайте ему, пожалуйста, мой сердечный поклон». А Набоков не только отказался, но в письме Алданову высказался о Бунине резко: «Но войдите и в мое положение: как это мне говорить перед кучкой более или менее общих знакомых юбилейное, т. е. сплошь золотое, слово о человеке, который по всему складу своему мне чужд, и о прозаике, которого ставлю ниже Тургенева?» Каково было Алданову все это глотать?
МДШ Я, к своему стыду, в свое время несколько раз откладывал поездку в Филадельфию на встречу с Ниной Николаевной Берберовой, о чем до сих пор жалею. Дело было так. В начале 1993 года я начинал собирать архивные материалы для диссертации о поэтике рассказов Набокова. В диссертации была глава о Набокове и Бунине. Незадолго до этого в Библиотеку редких книг Йельского университета поступил архив Берберовой, и для доступа к материалам архива требовалось разрешение самой Берберовой. Куратор, Винсент Жиру, который очень много сделал для приобретения бумаг писателей русской эмиграции, посоветовал мне обратиться к Нине Николаевне через моего научного руководителя, Владимира Евгеньевича Александрова, который в бытность свою в Принстоне был с ней дружен. Александров передал мне телефон Берберовой и приглашение ей позвонить. К тому времени Берберова уже переехала из Принстона в Филадельфию. Я позвонил. «Какой у вас прекрасный русский язык», — сказала мне Берберова. «Нина Николаевна, я ведь вырос в Москве», — парировал я. Берберова, видно, ожидала советского волапюка. Мы разговорились. Я объяснил, что интересуюсь историей отношений Бунина и Набокова. «Бунин терпеть его не мог, называл „дураком“. Вы приезжайте ко мне в Филадельфию, я вам все расскажу», — предложила Берберова. У нее был голос человека, который все повидал, но при этом не потерял интерес к другим людям и их треволнениям. «Вы рано утром сядете в поезд, к полудню будете в Филадельфии. Тут есть один приятный ресторан, там для меня всегда держат столик. Мы с вами посидим, я вам все подробно расскажу». Потом был еще один довольно длинный и содержательный телефонный разговор, и я снова расспрашивал Берберову о Бунине и Набокове. Мы договорились, что я выберу день и неделю, позвоню, и мы условимся о встрече. Но знаете, как в молодости бывает, — кажется, что жизнь бесконечна. Прошел еще месяц. Наконец, я позвонил Берберовой, мы выбрали неделю и день (кажется, среду, надо проверить записи). «Вы только, пожалуйста, позвоните мне за день до этого», — попросила Берберова. Когда я позвонил, включился автоответчик с записью голоса Мёрла Баркера, душеприказчика Берберовой. У Нины Николаевны случился удар, от которого она уже не оправилась. Нины Берберовой не стало в сентябре 1993 года. Вот такая история.
АМ Не знаю, знакомы ли вы с таким произведением, как «Бунин и евреи» Марка Уральского, но, согласитесь, тема интересная. Одни считают Бунина антисемитом, другие, напротив, хотят записать его чуть ли не в праведники мира. В этой связи вопрос: как Бунин относился к Ходасевичу? Известно ведь, что они с Берберовой часто гостили на вилле Буниных «Бельведер» в Грассе, о чем свидетельствует и «Грасский дневник» Галины Кузнецовой.
МДШ Первым браком Бунин был женат на Анне Цакни, дочери одесского грека и (иначе не могло быть, крещеной) еврейки. Его единственный ребенок, Николай, умерший в детстве, был полуевреем — евреем по матери.
В эмиграции Бунина окружали еврейские знакомые и друзья, поддерживали еврейские благотворители. Антисемиты от русской эмиграции называла Бунина «еврейский батько». Действительно, в годы войны и оккупации на вилле Бунина в Грассе (в Приморских Альпах) скрывались трое евреев — Александр Бахрах и Александр и Сура Либерман. Это был гражданский подвиг. Бунин всегда занимал принципиальную общественную позицию по еврейскому вопросу, осуждал погромы, антисемитизм. Но вот в дневниках 1920-х годов Бунин позволил себе такое высказывание: «<Князь Владимир Аргутинский-Долгоруков> проводил меня до дому, дорогой рассказал о кн<язе> Голицыне, который в Берлине женился на еврейке — за 75 т. марок <т. е. примерно 6500 долларов в пересчете на теперешнюю себестоимость>. Эти браки теперь все учащаются, еврейки становятся графинями, княгинями — добивают, докупают нас» (7 апреля 1922 года). Что с этим делать? Сбросить с весов как пароксизм минутной слабости, как раздраженность, в которой отголоски неудачного первого брака?
С Ходасевичем случай любопытный. Есть свидетельства о том, как Бунин трунил и издевался над Ходасевичем. Набоков в письмах жене описывает сцену весны 1937 года, когда Бунин публично дразнил Ходасевича: «Эй, поляк». Я думаю, что Бунина бесило «мучительное право» полуполяка-полуеврея Ходасевича говорить о России. Помните: «И вот, Россия, „громкая держава“,/ Ее сосцы губами теребя,/ Я высосал мучительное право/ Тебя любить и проклинать тебя»? Бунин был раздражителен, мнителен; он был способен на несправедливость — а кто на нее не способен, кроме святых и праведников? Праведником — литературных отношений и «народов мира» — Бунин не был.
АМ В одном из интервью на вопрос: что Набоков перенял у Бунина, вы отвечаете, что ритмику прозы, что она у Бунина с заметным библейским ритмом. Это очень интересное замечание, которое автоматически обращает наше внимание и на сквозные библейские сюжеты/мотивы в творчестве Бунина. Откуда у него такой интерес к иудейской истории? Что заставило его отправиться на Святую землю, а затем отразить это и в прозе, и в поэзии?
МДШ Да, это так, и о «библейском ритме» прозы Бунина говорили такие прекрасные советские литературоведы, как Эмма Полоцкая, а в эмиграции — Елизавета Малоземова. Набоков это письмо перенял. Для сравнения, взгляните на стиль «Господина из Сан-Франциско» Бунина и «Пильграма» Набокова…
По поводу поездки Бунина по Ближнему Востоку я бы кратко сказал следующее. Бунин был страстный путешественник, и его особенно влекло на Восток — ближний и дальний. Об этом уже немало написано. Бунин возвел сюжет «поездки/паломничества русских людей в Святую Землю» до уровня большой литературы. Мысли о еврейской идентичности и истории занимали Бунина в 1910-е годы — особенно на фоне брака и смерти сына и на фоне подъема сионистского движения в Российской империи. В «ближневосточных» стихах Бунина есть невероятная глубина: «И сказал проводник: „Господин! Я еврей/ И, быть может, потомок царей./ Погляди на цветы по сионским стенам:/ Это все, что осталося нам“» («Иерусалим», 1907). У Бунина было не только понимание судьбы еврейского народа. Было сострадание, был художнический интерес к остранению еврейской жизни в черте оседлости. В «Окаянных днях», кстати, есть запись о походе в синагогу в Одессе. А в «Жизни Арсеньева» есть изумительный витебский эпизод с описанием еврейского гуляния. Будто Иегуда Пэн подсказывал Бунину черты еврейской поэтики.
АМ Бунин ведь писал и литературные портреты, писал блестяще, хлестко — чего стоит, к примеру, его безжалостный «Третий Толстой». Набоков тоже писал о своих встречах с писателями в 30-е годы в эмиграции, написал он и о Бунине, да так, что последний обвинил Набокова во лжи. Чем же учитель, Нобелевский лауреат, так обидел ученика?
МДШ Сначала обидел Бунина Набоков, и подвел итог этим обидам в рассказе «Обида», опубликованном в июле 1931 года в парижских «Последних новостях» с посвящением Бунину. Сорок пять лет спустя, в последнем прижизненном сборнике рассказов «Details of a Sunset and Other Stories» («Катастрофа и другие рассказы», 1976), Набоков снимет посвящение Бунину в тексте, названном в переводе «A Bad Day» («Плохой <дурной> день»), однако упомянет его в коротком авторском предисловии к рассказу. «Обида» была тщательно взвешенным жестом, данью тем чертам стилистики и тематики Бунина, которые Набоков был склонен публично признавать в своих рассказах.
Обо всех обидах не скажешь — об этом много в моей книге. Давайте кратко обратимся к отзыву Бунина на воспоминания Набокова, написанные уже в Америке (и переписанные несколько раз на двух языках). Известная сцена ужина с Буниным — это многослойный палимпсест встреч, а не свидетельство об одной единственной парижской встрече конца января 1937 года: «Бунин был озадачен моим равнодушием к рябчику и раздражен моим отказом распахнуть душу. К концу обеда нам уже было невыносимо скучно друг с другом. „Вы умрете в страшных мучениях и совершенном одиночестве“, — сказал он мне». Набоковская аллегория «разматывания мумии» (извлечение шарфа Набокова из пальто Бунина) и кружением писателей друг вокруг друга в ритуальном танце посреди парижской улицы на глазах изумленных ночных фей означает не только отдаление Набокова от Бунина, но и освобождение от пут русской культуры, с которой Бунин никогда бы даже не помыслил расстаться.
14 июня 1951 года, Бунин внес в дневник такую запись по поводу книги Набокова Conclusive Evidence: «В книге есть беглые заметки о писателях-эмигрантах, которых он встречал в Париже в тридцатых годах, есть страничка и обо мне — дикая и глупая ложь, будто я как-то затащил <его> в какой-то дорогой русский ресторан (с цыганами), чтобы посидеть, попить и поговорить с ним, Набоковым, „по душам“, как любят это все русские, а он терпеть не может. Очень на меня похоже! И никогда я не был с ним ни в одном ресторане». Обида!
АМ Кто еще из русских писателей, кроме Ивана Бунина, претендовал на Нобелевскую премию в 1933 году? И как отнеслись в эмиграции к награждению Бунина?
МДШ Реально среди эмигрантов претендовал Мережковский, и даже в какой-то момент предлагал Бунину джентльменское соглашение о разделе суммы премии — независимо от того, кому из них ее присудят. К моменту получения Буниным премии его шансы (как, собственно, и шансы Мережковского) не считались очень высокими. (История получения Буниными Нобелевской премии подробно исследована Татьяной Марченко.) Награда Бунина оказала электризующее воздействие на культурный климат русского зарубежья. Непримиримо-антибольшевистски настроенный Бунин стал первым русскоязычным писателем, удостоившимся высшего знака мирового признания. Премия Бунина воспринималась эмигрантами именно как оправдание изгнания.
АМ Какие произведения Ивана Бунина вы особенно цените, какие посоветовали бы прочесть читателям «Лабиринта»?
МДШ Я любил и продолжаю любить у Бунина многое, хотя в молодости (и в России) проза Бунина читается иначе, нежели в годы зрелости (и в эмиграции). Считаю непревзойденной раннюю черноземную готику Бунина («Деревня», некоторые новеллы 1910-х и ранних 1920-х годов («Сны Чанга»; «Митина любовь»), а также среднюю часть «Темных аллей» с такими гениальными рассказами, как «Натали» и «Генрих». И еще я очень советую перечитать все стихи Бунина подряд — не пожалеете. И, наконец, единственный роман Бунина «Жизнь Арсеньева» — шедевр автобиографической (прустианской) художественной прозы, чистый бриллиант искусства памяти. Кто, кроме Бунина, умел так извлекать бессмертие искусства из умирания вымышленных воспоминаний? Вот концовка романа: «Недавно я видел ее во сне — единственный раз за всю свою долгую жизнь без нее. Ей было столько же лет, как тогда, в пору нашей общей жизни и общей молодости, но в лице ее уже была прелесть увядшей красоты. Она была худа, на ней было что-то похожее на траур. Я видел ее смутно, но с такой силой любви, радости, с такой телесной и душевной близостью, которой не испытывал ни к кому никогда» (Comments by Maxim D. Shrayer copyright © 2020 by the author).
Не остывала у него только одна страсть —к писательству
АМ Правда ли, что Бунин связан родством с Василием Жуковским?
Мария Михайлова Да, конечно, как и с очень хорошей поэтессой Анной Буниной. Он об этом неоднократно писал, как и о том, что имя Буниных вписано в шестую книгу дворянских родов. Но стоит сказать, что есть изыскания, доказывающие, что Л. Н. Толстой в родстве с Пушкиным и пр. А если учесть разросшиеся дворянские семьи, бесконечное количество детей, то можно сказать, что все дворяне России приходились друг другу «десятой водой на киселе».
АМ Отношения Бунина и графа, а так же гражданина и товарища Алексея Толстого в эмиграции ровными не назовешь. Разное бывало меж ними. Если верить Алексею Толстому, Бунин даже пытался препятствовать изданию его романа «Хождение по мукам» во Франции…
ММ Я, признаться, не очень в курсе этой истории. Знаю, что Бунин ценил «Петра I», но самого «Алешку» не уважал. Бунину можно предъявить много претензий — и заносчив, и презрителен, и неуважителен к окружающим, и эгоист страшный. Но никогда не льстец, не подлиза, не юлящий человек, не жаждал «продаваться», не хотел быть зависимым (хотя в эмиграции и приходилось порой!). А в Алексее Толстом укрупнял для себя, выделял именно эти черты, как то, чего никогда не хотел себе позволить. Для него продажность — показатель подлости. Так охранял в себе «дворянство», которым гордился…
АМ Одно время Бунина одолевало стремление «опроститься», насколько серьезно в молодости Иван Алексеевич увлекался толстовством?
ММ Вполне серьезно. Поехал в толстовскую общину в Полтаву, учился бондарному ремеслу. Правда, некоторые литературоведы считают, что это был «мундир» толстовства. Мне же кажется, что Бунин был очень страстным, увлекающимся человеком, но и остывающим. Не остывала у него только одна страсть — к писательству. Здесь он становился схимником, монахом. Все подчинял ей. А надо учитывать, что идея приобщения к земле, труду была очень распространена, соприкасалась с покаянием, с идеей «кающегося дворянина». Русский же человек очень любит накладывать на себя путы, а потом сбрасывать. Правда, я подозреваю, что уехал Бунин из дома и для того, чтобы увезти подальше ото всех Варвару Пащенко. Все же связь с девицей на глазах орловской «общественности» не поощрялась. Там и папаша строгий был… А Бунин был в отношениях с женщинами деспотичен. Вдали же от родных можно было диктовать Варе условия, стремиться ее подчинить… Впрочем такой тип взаимоотношений с женщиной довольно подробно воспроизведен в «Жизни Арсеньева». Для мужчины любовь — только ступень в постижении мира. Женщина же должна в этом выполнять отведенную ей функцию: оставаться музой, не более…
АМ Бунин и поэтом, и прозаиком был чрезвычайно педантичным. Многие из его произведений датированы: мы, к примеру, точно знаем, когда и сколько писался тот или иной рассказ Бунина. И эта хронология порою поражает: некоторые рассказы он писал по десять, а то и больше лет… А сколько лет писались «Темные аллеи»?
ММ Думаю, что конкретное время написания новелл сборника можно определить именно по датам, проставленным под каждым рассказом. Но мне кажется, эта конкретная датировка мало что говорит о сути творческого процесса. Это профану кажется, что писатель садится за стол и думает: «А вот напишу-ка я сегодня о любви что-то особенное, такое, чего у меня еще не было…». На самом деле творческий процесс — это сложное, прихотливое, не поддающееся «уловлению» действо. Где происходит и «зависание», и опережение, и забегание вперед. Мне вообще кажется, что «Темные аллеи» нельзя отделять от вызревающего у Бунина в 1910-годы особого подхода к теме любви. Скажем прямо, то, что им на эту тему писалось ранее (а это и «Костер», и «Без роду-племени») не выходит за рамки традиционного описания любовных встреч, размолвок, расставаний, коих было очень много в литературе того времени. Это нечто дворянски-элегическое, меланхоличное и пр. Нечто новое уже прозвучало в его «Суходоле». Я имею в виду «зацикленность» на придуманной любви главной героини Натальи, для которой реальное (изнасилование Юшкой) не идет ни в какое сравнение с украденным у барина зеркальцем, в котором и сосредоточено все ее любовное счастье. Это намек на некий фанатизм любви, который отзовется потом в «Грамматике любви», но с противоположным знаком. Здесь крепостная помешалась на любви к барину, там барин помешался на любви к дворовой девке. И то, что такое безумие свойственно в одинаковой мере людям всех сословий, т. е. любовь равняет всех, уже прорисовано Буниным довольно четко.
Но взрыв произошел в 10-е годы после восточных путешествий, после знакомства с буддизмом и проникновением буддийских настроений в его творчество. В рассказах «Игнат», «Сны Чанга», «Легкое дыхание», «Сын», «Ида» появилась та раскованность, которая, мне кажется, подпитывалась восточным отношением к любви. Вполне возможно, что Бунин видел откровенные, поражающие воображение европейского человека изображения актов любви на стенах индийских храмов, что проникло в его сознание, но еще не оформилось как возможность нового подхода к изображению любовного чувства. Возможно, ему рассказали о тантризме, где любовное соитие трактуется религиозно-мистически. Во всяком случае, попытка показать вожделение в «Игнате» уже выглядит необычно, как и гимн чувственности, коим является, по сути, «Легкое дыхание», где утверждается, что подлинная женственность не имеет ничего общего ни с умом, ни с красотой, ни даже с физической привлекательностью, а есть нечто нутряное, исходящее из плоти, что, однако, позволяет воспарить. Недаром дыхание легкое, и оно соединяется с ветерком на кладбище, который колышет фарфоровый венок на могиле девушки. И это едва ли не первое произведение русской литературы, где «падшей», да к тому же и соблазнительнице, не предъявляется набор моралистических требований. Оленька Мещерская явно возвеличивается. Она прекрасна в своей неотразимой чувственности и притягательности.
Есть у меня подозрение, что Бунин хорошо знал женскую прозу своего времени, поскольку именно женщины начали первыми разрушать запреты и утвержденные в литературе каноны, заговорили о сексуальной тяге прямо, открыто и дерзко, вплоть до обозначения запахов, неодолимости влечения и пр., как это сделали Л. Д. Зиновьева-Аннибал и Анна Мар. И это были не какие-то выдающиеся писательницы, а рядовые беллетристки. Но напор был силен. И брешь уже к середине 10-х годов была пробита. И при чуткости Бунина к литературе, при его умении впитывать разреженный воздух словесности Серебряного века это неудивительно. Недаром же он вспоминает в новелле «Генрих» из «Темных аллей» одну из своих возлюбленных, писавших под псевдонимом Макс Ли, которая тоже была весьма раскованна в своих писаниях. А ведь с момента общения с нею до «Генриха» прошло больше тридцати лет!
АМ «Солнечный удар», «Митина любовь» — в ту же копилку? В каком-то смысле они предвосхищают «Темные аллеи»?
ММ И «Солнечный удар», и «Митина любовь» это уже не подготовка, а полноценные вехи на пути овладения и преломления любовной темы в эротическом ракурсе, хотя «Митина любовь» в чем-то повторяет иртеневские «колебания» между Лизой и Степанидой в повести Л. Н. Толстого «Дьявол». Но у Бунина муки Мити выписаны пронзительно, и он, не в силах избавиться от плотского искуса, кончает с собой. У Толстого злоба Иртенева изливается вовне, проявляется в убийстве совратительницы… Разница, думается, между писателями в том, что для Толстого все, связанное с полом, грязно и отвратительно. А для Бунина непостижимо и величественно, но своей грандиозностью, стихийностью способно и уничтожить, раздавить человека.
АМ Как бы вы определили жанр «Темных аллей»? Готовы вы согласиться, что это сборник рассказов, а не, скажем, многосоставной роман или нечто похожее на итальянские новеллины Эпохи Возрождения, которые больше, чем цикл, но не нечто целое?
ММ Для меня «Темные аллеи» — это цикл, который исследует тему любви в самых разных ее проявлениях. И как элементарное вожделение, как в «Зойке и Валерии», и как неотвязную манию, как в «Кавказе», и как то, под знаком чего может пройти вся жизнь, как в «Холодной осени» или одноименном с циклом рассказе. Это то особое образование, начало которому было положено еще в Серебряном веке, где важна каждая его составляющая. Поэтому то, что в Советском Союзе исключили при издании из цикла четыре рассказа как находящиеся на грани непристойности, — разрушило его целостность. Какие-то грани любовного чувства оказались не высвечены. Например, «Барышня Клара» — очень важна для понимания самочувствия мужчины, чья плоть требует удовлетворения. А душа спит при этом…
АМ Истоки эротизма набоковской прозы, бледную тень его «бедной девочки» где только не ищут сегодня, но не кажется ли вам, что уже в «Возвращении Чорба» и «Весне в Фиальте» мы со всею очевидностью замечаем влияние Ивана Бунина и в этом вопросе?
ММ Не знаю, мне вообще не кажется, что Набоков что-то «перенимал» у Бунина. Они художники очень близкой психической организации. Но до всего доходили сами. Вернее, вдыхали тот воздух, в котором витали эротические флюиды. И эротика у них разная… У Набокова немножко «головная», он созерцатель, наблюдатель, у него просвечивающее ушко Лолиты, а у Бунина более «чувственная», что отзывается в покрытом «гусиной кожей» теле случайной знакомой в «Визитных карточках», ее ногах в дешевых чулочках. Набоков — все же дитя ХХ века, где все пропускается через сознание, у Бунина больший упор на неопределимые и взрывные биотоки.
АМ По сегодняшним меркам вряд ли кому-то придет в голову называть прозу Бунина эротической, но как воспринимали, скажем, ту же повесть «Митина любовь» во времена, когда она была впервые опубликована — в 1924 году? И как отнеслись к ней в эмиграции?
ММ То, что делал Бунин в этом размывании допустимого в литературе, — было необычайно смело по тем временам. В принципе многие считали, что на старости лет Бунин немножко свихнулся на «этой теме». Переписка, например, с Алдановым говорит о том, как трудно было печатать в пуританской Америке «Темные аллеи». И, надо признаться, что писатель, видимо, поняв это, многие «рискованные» места просто убрал. Напомним, что запрет с «Любовника леди Чаттерлей» Д. Г. Лоуренса был снят только в начале 60-х годов. Сейчас вышел том новых материалов о Бунине, где опубликованы его наброски на эту тему, которые он не завершил. Могу сказать, читая их, я просто немела. Это на грани и за гранью… Воспроизведение всех органолептических ощущений, доступных мужчине… В опубликованной прозе ничего этого нет. Но она и сегодня выглядит эротичной. Не надо путать порнографию с эротикой. На эту тему есть интересные высказывания Набокова. Порнография призвана возбуждать, это как Виагра. Эротика заманчива, влекуща. И этого у Бунина не отнять. Он остается эротичным писателем, в отличие, например, от Толстого и Достоевского, которых я бы давала подросткам читать, чтобы отвратить от раннего увлечения сексом. Несмотря на то, что оба писателя описывают страсти, их страсти не притягивают, а Бунин в этом плане притягателен. Но это эротика высокой пробы, она какая-то очищенная от низменного, но при этом и вполне материальная…
АМ Какие произведения Ивана Бунина вы особенно цените, какие настоятельно рекомендовали бы прочесть читателям «Лабиринта»?
ММ Для меня непревзойденной остается, как это ни покажется странным, «Деревня». Абсолютно новаторский текст, закрученный как спираль, вбирающий в себя водоворот жизни. Гениальны его «Старуха», притча «Молодость и старость». Восхищаюсь «Братьями», где опять же обрисовано соприкосновение тех песчинок, тех величин, которые в реальной жизни никогда не встретятся. А любовное напряжение, которое передано в «Мордовском сарафане», вообще уникально. Я считаю Бунина — лучшим русским писателем ХХ века, лучи воздействия которого на русскую прозу последующего времени еще не до конца выявлены. Вообще я бы посоветовала Бунина читать сплошняком. Открыть первый том и далее переходить от тома к тому… Тогда станет понятно, какой он разный, неповторимый, и при этом цельный. Но и развивающийся, конкретный и философичный, дарящий наслаждение и заставляющий мучительно задумываться о главном.