В Берлине я совсем растерзан. Но внутренний голос заставляет
меня оставаться и продолжать все мои начинания.

Н.А. Бердяев (из письма к П.Б. Струве, 5 декабря 1922)

Н.А. Бердяев. 1929Выдающийся русский философ Николай Александрович Бердяев (1874–1948) обосновался в Берлине осенью 1922 г. Его присутствие в столице Германии было недолгим (1922–1924), но очень насыщенным. Здесь он впервые столкнулся с проблемами эмигрантского уклада жизни: отсутствием внятного юридического статуса, катастрофической нехваткой денег и смутными перспективами возможного трудоустройства. Именно в Берлине Н.А. Бердяев дорабатывает рукописи, которые принесут ему известность во всём мире.

После приезда из Штеттина («Философский пароход») в Берлин Н.А. Бердяев вместе с женой Лидией Юдифовной и её сестрой Евгенией принимают решение жить пансионе, по адресу W, Kleiststrasse, 31, Pension Baranarossy. Пансион был своеобразным перевалочным пунктом, как и для многих эмигрантов того времени. Здесь Бердяевы прожили с 14 октября по 6 ноября 1922 г. Первый год жизни в Германии для русского философа сопровождался интенсивной работой по укреплению связей с русской диаспорой. Например, даже в этот небольшой период «пансионного» существования Н.А. Бердяев успел познакомиться с сыном П.Б. Струве Глебом. В это время два философа активно дружили и стремились укреплять свои отношения.

Вместе с тем долго оставаться в стеснённых «комнатных» условиях было невозможно, особенно для философа, написавшего книгу «Философия свободы» (1911). Лидия и Евгения полагали, что за городом снять жильё будет гораздо дешевле. Они почти нашли подходящий вариант, но судьба оказалась к Бердяевым благосклонна. Выяснилось, что Красный крест выполнил поручение немецкого правительства – найти для русского философа недорогое жильё в Берлине, – хотя бы на первое время. Бердяевы остались в столице. Их новый дом по меркам эмигрантской жизни был не из числа худших: две просторные комнаты в особняке фрау Дене, недалеко от мемориальной церкви кайзера Вильгельма. В письме к П.Б. Струве от 6 ноября 1922 г. Н.А. Бердяев сообщает, что теперь у него есть «твёрдый берлинский адрес»: «Шарлоттенбург, Ранкештрассе, 31–32, Дом с садом, у госпожи Дене» (Исследования по истории русской мысли: Ежегодник за 2000 г. М., 2000. С. 298).

Хозяйка оказалась не особо приветливой и даже поставила условием для всех новых жильцов проходить в их комнаты через гостиную только по краю ковра и ни в коем случае не наступать ни на паркетный пол, ни на ковровый рисунок (см.: Волкогонова О.Д. Бердяев. М.: ЖЗЛ. 2010. 390 с. С.354–355). После всех допросов на Лубянке в Москве свободолюбие Н.А. Бердяева сильно окрепло, и поэтому социальные табу берлинской фрау ему казались недостойными внимания – к нему часто ходили гости (И.А. Ильин, С.Л. Франк, Л.П. Карсавин, Н.О. Лосские и др.), и ходили так, как им вздумается (Н.А. Бердяев не предупреждал их о бытовые нормах).

Здесь, в квартире Бердяевых на Ранкештрассе, обсуждалось будущее русской философии в изгнании. Здесь же у мыслителя созрела идея создания Религиозно-философской академии ИМКА (в память о московской Вольной Академии Духовной Культуры). Здесь же он работал над рукописями своих важнейших сочинений.

В письме от 17 декабря 1922 г. к П.Б. Струве он замечает: «Нак<оне>ц мы, русские мыслители, высланные теперь из России, за эти годы довольно много написали. Я сам написал пять книг, но не мог ничего напечатать. Буду теперь печатать». (Исследования по истории русской мысли: Ежегодник за 2000 г. М., 2000. С. 300–301). Что это были за книги, и почему их выход в свет оказался судьбоносным как для самого Н.А. Бердяева, так и для всего философского «мэйнстрима» того времени?

«Берлин – большой русский центр и духовная деятельность в этой русской среде является нашим безусловным долгом. Пока у меня есть впечатление, что русский Берлин находится в более низком духовном состоянии, чем Москва (не большевистская), в которой за последние годы есть очень повышенная и напряженная духовная жизнь. Я считаю своей миссией по мере сил отвлекать русских за границей от разъяренной политики и мелкой политической грызни и обращать их сознание к духовной жизни и духовным интересам. Россия тяжело больна духом и спасать ее можно только духовным лечением и углублением, а не внешней политикой. <…> Русская революция, безобразная и мерзкая (я думаю, что всякая революция – безобразная и мерзкая, других рев<олю>ций не бывает), есть путь искупления. Большевики нам посланы Провидением.

Русский философ знал о том, что правительство Чехословакии активно финансирует и поощряет научную работу эмигрантов из России. Он полагал переехать из Берлина в Прагу, где представители YMCA сотрудничали с чехословацким правительством. Благодаря знакомству с Полом Андерсоном, секретарём «ИМКИ» и в последующем большим поклонником русской философии, идея переезда была отложена. Книга «Миросозерцания Достоевского» (Praha: YMCA-Press, 1923), работа над которой была начата в России, а закончена в Берлине, впервые вышла в свет в Праге. Еще недавно творчество Ф.М. Достоевского было по преимуществу предметом исследования филологов и историков литературы. Смелый философский подход мыслителя (некоторые элементы концептуального инструментария он позаимствовал у своего друга Л.И. Шестова) позволил «прорубить» окно в метафизическую Вселенную писателя. Книга получила много положительных откликов, а П. Андерсон взял на себя обязательство о переводе рукописи на другие европейские языки. Выяснилось, что работать можно и в Берлине, не утруждая себя переездом в Прагу. В том же году берлинское эмигрантское издательство «Обелиск» решает выпустить в свет сразу две книги: «Философию неравенства», сочинение, вызвавшее огромный резонанс в среде русской диаспоры (как в положительном, так и в отрицательном отношении), и «Смысл истории. Опыт философии человеческой судьбы», особый трактат, план к которому был написан за несколько месяцев до событий «философского парохода». На протяжении 1923 г. Н.А. Бердяев стремительно завоёвывает читателя в совершенно новых социокультурных условиях, вдали от России. Дом фрау Дене становится пространством, где русский философ завершает всё то, что было прервано большевистским изгнанием. Главной сенсацией для «Обелиска», как и вообще для читательского мира того времени, стал «небольшой этюд», который Н.А. Бердяев написал в 1923 г. – книга «Новое средневековье (Размышление о судьбе России)» (Берлин: Обелиск, 1924). Это сочинение было переведено ещё при жизни философа на 14 языков, а цитату из этого литературно-философского эссе О. Хаксли в дальнейшем поместил в качестве эпиграфа к своей знаменитой антиутопии «О дивный новый мир» (London: Chatto & Windus, 1932).

«В последнюю зиму 23–24 г<ода> в Берлине немецкая атмосфера стала тяжёлой и катастрофической. У нас в квартире происходили по старой традиции собрания, на которых обсуждались разные духовные вопросы. Бывало много молодёжи, и некоторые из этой молодёжи мне были неприятны. Интересно отметить, что тогда в Берлине ещё не чувствовалось абсолютного разрыва между русским зарубежьем и советской Россией. Я этим очень дорожил» (Бердяев Н.А. Самопознание: Сочинения. М.: Эксмо. 2003. С. 499–500). Получив приглашение от П. Андерсона возглавить YMCA-Press во Франции, Н.А. Бердяев решает переехать в Париж. «Двухлетняя жизнь в Берлине была введением в мою жизнь на Западе», – вспоминал он (там же). Русский философ стал жить в Кламаре, но продолжал переписку с большинством своих друзей и коллег, оставшихся в немецкой столице.